Читать книгу "Соавторы - Светлана Васильевна Волкова"

А встретилась. Чувствуешь разницу в морфологии глаголов, писатель Закревская?

– Какого ляда ты с этим подонком вообще разговаривала?

– Бэлл, он не подонок.

– Та-а-ак. Что за новости? Когда это Лёха Матвеев успел отбелиться?

– Белка, ну вот ты даже не знакома с ним лично! – Я тщательно подбирала слова, отлично понимая, что сама же навсегда испортила парню репутацию.

– А я и не жажду с ним познакомиться! Ещё чего не хватало!

– Нет, правда. Я наговорила о нём всякого. Я до жути была зла.

– При чём тут «наговорила»? – фыркнула Белка. – А факты?!

– Какие факты?

– Он спал с малолеткой!

– Бэлл, он не знал, что мне шестнадцать.

– Да ладно! «Не знал»! Он, двадцатидвухлетний мужик, с яйцами и волосатыми ногами трахал маленькую девочку и не знал об этом!

– Да говорю ж, не знал! Я ему свой возраст не раскрывала. А кто спрашивает студентку, живущую самостоятельно, в общаге, не подросток ли она, часом? Мы никогда и не обсуждали возраст.

– Слушай, Манька, у тебя и в восемнадцать-то грудь ещё не выросла, а в шестнадцать ты вообще плоскодонкой была. Когда мы с тобой познакомились, я б тебе четырнадцать дала. Он что, педофил? Не видел, что ты ещё дитё?!

– Белка, прекрати!!!

Я вспомнила, что в постель мы легли только через месяц после знакомства, и то, потому что я Лёшку на Новый год напоила и совратила. Я была и остаюсь в сто раз испорченнее, чем он.

– Нет, интересно, а что ты его защищаешь? – Белка округлила глаза и дёрнула бровью.

– Я его не защищаю. Просто говорю, как есть. Если б он знал, что я несовершеннолетняя, то сбежал бы от меня сразу же.

– А то, что он сбежал, когда узнал, что ты залетела, подонка как-то иначе характеризует?

– Я не была беременной, Бэлл. Ты же знаешь. Месячные пропали из-за нервяка.

– Да какая разница! Факт остаётся фактом! Он-то не знал, что из-за нервяка! «Это твои проблемы, девочка!» – так он говорил, а? Так?

Я задумалась, пытаясь выудить из памяти, как я эту историю представила Белке. Сценарий писала моя злость и жестокая обида, только вот, по-честному, так ли всё было на самом деле?

– Бэлл! – Я обхватила голову руками. – Я вспомнила. Нервяк же начался позже, именно потому, что Лёшка бросил меня. Тогда и месячных не стало. И психоз с чашками обострился с удвоенной силой.

– Ну и? – Белка посмотрела на меня непонимающе.

– Ну и… Причина-следствие. Сначала Лёшка ушёл, а потом я подумала, что залетела, потому что цикл прервался.

– А то он от общих знакомых не узнал! Должен был прибежать, приползти назад к тебе!

– Да не было у нас никаких общих знакомых!

Это правда. Мы ни с кем не общались, на вечеринки не ходили. Я ж интроверт, и, надо отдать Лёшке должное, он не настаивал на тусовках, которые любил, потому что мне так было комфортнее. Мне, не ему. Мы сидели вечерами у него дома, ели всякую вредную пищу – крекер и картофель фри, целовались и бесконечно играли в «Диксит».

– Бэлл, он не потому свалил, что я беременна. Если бы он знал, он бы…

– Ой, сейчас у Лёшеньки вырастают пушистые крылья! – язвила Белка. – А что это над башкой светится? Уж не нимб ли? Святой Алехан, поглядите-ка!

– Бэлл, я очень страдала, когда он ушёл. Я ж любила его. Но вот мы с ним сегодня поговорили, и у меня как пелену с глаз сняли, и пазл сложился в мозгах. Понимаешь, он разлюбил меня. Просто р-а-з-л-ю-б-и-л. Поэтому и ушёл. Не бросил меня по смс, как когда-то тебя твой первый парень, а поговорил со мной. И я сказала: «Вали». Но сердцем не отпустила его.

Я говорила и чувствовала, что сейчас из глаз польются предательские слёзы. Не из-за того, что я вновь переживала Лёшкин уход, а потому, что два года жила, тихонечко проклиная его, навертев до дури всякого к нашей истории, чего на самом деле не было. И чем больше Белка кидала в меня фактом его, Лёшкиного, «подонкства», тем сильнее мне становилось стыдно: ведь, по сути, я сама придумала, выпестовала его подлость, кастрировала его личность в своей голове. А что он сделал, мама? Разлюбил. Поговорил со мной. Просил отпустить и остаться друзьями. А я? Повела себя, как истеричная девочка-тинейджер. Я такая дура, мама.

И тут мне вспомнился одноклассник по имени Виссарион, которого я звала Вискасом. В одиннадцатом классе он был влюблён в меня, осторожно приглашал в кино и просто погулять по городу, я сначала соглашалась, потом он мне надоел, и я так прямо ему об этом и сказала. Мол, Вискас, отвали, я к тебе ну совсем ничего не чувствую. И он послушно отвалил. А я вот сейчас и задумалась: что если он все эти годы так же ненавидит меня, как я ненавидела Лёшку? А почему? Потому что я была с ним честна?

– Какая ты ватная, Машка! Так нельзя. Увидела его вновь и потекла! Где твоя цельность натуры?

– Бэллочка, я сегодня про себя многое поняла. Два года жила в ненависти к нему, варилась в собственном соку, питалась жёлчью. А на самом деле всё, всё не так! Почему мы все злобные? Потому что злость – самое дешёвое топливо. На нём «першинги» могут летать. Ты подумай, как мы себе жизнь портим!

– Ох, беда мне с тобой! Надо было нам вместе на твоё собеседование идти. Я б Алехана на пушечный выстрел к тебе бы не подпустила! Чем он хоть занимается?

– Деривативами. Знаешь, что это?

– Что-то деревянное?

– Ага. Как рубль.

Белка не была настроена шутить. Она снова вспорхнула с кресла и принялась кружить по комнате.

– Нет, Манька. Включай иногда голову. Человек принёс тебе много горя. Теперь уже не имеет значения, что вы друг друга недопоняли, и он на самом деле, ах, ах, белый и пушистый. ОН СДЕЛАЛ ТЕБЯ НЕСЧАСТНОЙ! Не хочу напоминать, но два года назад я тебя из такой сточной ямы вынимала – вынимала долго и мучительно. Мань, ты не должна его снова впускать в свою жизнь. Потому что он опять сольёт её в унитаз. Высморкается тебе в душу. Помочится. Да я ему… Я ему в рыло дам, если встречу…

…Мне нравилось, что Белка бесится. В ней клокотала ревность, в которой она сама бы ни за что не призналась. И, чёрт возьми, мне было приятно. В конце концов, если рассудить, так ведь никто, кроме неё, и не беспокоится обо мне! И очень здорово,