Читать книгу "Свой путь направь к звезде - Элизабет Лукас"

Легкость, с которой человек может обидеть человека, конечно, ни в коей мере не оправдывает обидчика и ничего не объясняет. В аргументах типа «Жертва сама позволяет так обращаться с собой» мало смысла. Может или не может человек совершить какой-то поступок – это одно, а ценность поступка – это другое. И если решение предпринять атаку на ближнего встречает сопротивление и поэтому не осуществляется, оно не перестает быть агрессивным решением. Захлебнувшаяся атака не означает, что человек добровольно – во имя этоса и логоса – отказался от своих злых намерений.

Это очень ясно выразила однажды пришедшая ко мне на прием женщина – мать 17-летнего сына, который в пылу спора плюнул ей в лицо. Она сказала: «Муж упрекает меня, говорит, что я должна была тут же указать мальчишке на дверь. Тогда, мол, он сразу бы отучился так нагло вести себя. Но если мой сын не будет в меня плевать только из опасения, что его выгонят из дома, то пусть уж лучше плюет – мне тогда все равно. Я думаю не о том, как уберечь себя от плевков, а о том, как повлиять на его характер».

В словах матери был свой резон. Одна лишь тактика самозащиты не помогла бы ей освободиться от страданий.

* * *

Однако, хотя сопротивление враждебным выпадам и не уничтожает агрессивность как таковую, все же есть разумный аргумент, говорящий в пользу самозащиты. Смысл самозащиты – не в восстановлении своего подпорченного имиджа и не в ответных оскорблениях. В истории человечества, запятнанной бесчисленными войнами и противоборствами, принцип «око за око и зуб за зуб» себя не оправдал. Защитить себя (если не брать случаи необходимой самообороны) можно и в мирной форме, которая полностью нейтрализует нанесенное оскорбление и обезоруживает агрессию. Так мать, о которой я рассказала выше, могла бы в ходе инцидента молча развернуться и уйти, но позже, прежде чем возобновить нормальные отношения с сыном, потребовать от него объяснений случившегося.

В чем преимущество мирного сопротивления? Оно дает шанс достигнуть большего, чем простое удовлетворение собственного уязвленного самолюбия, – шанс произвести переворот в образе мыслей и настроениях противника! Понимание, что агрессия не приводит к цели, безусловно, облегчает агрессору отказ от дальнейших оскорбительных действий. Но к этому добавляется еще один момент, и гораздо более убедительный, – агрессор видит перед собой человека, у которого выработался иммунитет против обид, человека, в сердце которого нет места враждебным чувствам. Если вы будете хранить в памяти каждую обиду или опускаться до уровня своего обидчика, вы никогда не избавитесь от страданий. Жизнь таких людей, как Махатма Ганди или Мартин Лютер Кинг, служит ярким и убедительным доказательством всего сказанного.

Ничто не способно устыдить и вразумить обидчика сильнее, чем любовь, восторжествовавшая над ненавистью.

Да, мы имеем полное право защищаться. Но подрыв ценности, связанный с неприятием нашей личности другим человеком, не идет ни в какое сравнение с теми новыми ценностями, которые мы создаем, превозмогая собственное самолюбие и защищая принцип братских отношений между людьми. Самозащита не только ради себя, но и ради того, кто на нас нападает, – это и есть наилучший способ избавления от страданий.

* * *

Недавно один пациент спросил меня: а как же быть, если обидчик исчез из моей жизни и самозащита бесполезна? Для ответа на этот вопрос приведу короткий диалог из своей врачебной практики.

Семидесятилетний пациент: Когда я был ребенком, отец сурово обходился со мной, иногда даже бил. И как же я его боялся!

Я: Вы простили отца?

Пациент: Не знаю. Наверное, он не мог поступать иначе. Мой отец был вспыльчивым человеком, быстро выходил из терпения, а я в детстве не отличался ловкостью и сообразительностью. Это его раздражало.

Я: Ну, не так-то все просто. Пусть ваш отец был вспыльчив, но выместить свой гнев на маленьком сыне или воздержаться – это как-никак зависело от его решения. Наверняка он мог бы лучше держать себя в руках, просто его решения были неправильными. И вот эти неправильные решения вам и нужно простить – и таким образом примириться со своим детством.

Пациент: Вы так считаете? Но как я могу это сделать?

Я: Когда в следующий раз придете на могилу отца, поговорите с ним. Скажите ему примерно так: дорогой отец, благодарю за то, что ты дал мне жизнь, и за все твои заботы обо мне. К сожалению, иногда ты бывал со мной слишком строг. Твой гнев и твое рукоприкладство были несправедливы. Я долго страдал от этого. Но ты должен знать, что все мои обиды остались позади, я справился со своей жизнью и не держу на тебя зла. По мне, все нормально, я тебя простил.

Пациент последовал моему совету и испытал большое облегчение. Во время своего следующего визита ко мне он рассказал, что долго плакал на могиле, но теперь отец мирно покоится «в земле», а «на земле» расцветают цветы и царит умиротворение. Теперь ему уже не придется повсюду таскать за собой свои детские страдания…

Как жить, если есть смерть?

Самую большую враждебность и неприязнь к человеку проявляет смерть. Бренность существования – это очень болезненная проблема, о которой мы обычно стараемся не думать, вытесняя ее в подсознание. Сначала нас, не спрашивая нашего согласия, вселяют в жизнь, а потом, когда мы более или менее с этой жизнью освоились, выпроваживают из нее – иногда деликатно, а иногда и весьма бесцеремонно.

Есть ли в этом смысл? Все выглядит так, будто человека вынуждают войти в некую комнату, но не успеет он оглядеться, как уже должен уйти. Довольно удручающая картина.

Но что, если ему приказали войти в эту комнату не просто так? Что, если там его ждет какое-то важное дело, уладить которое своим особым и неповторимым способом может только он, и никто другой? Что, если его уход связан с выполнением персональной задачи, с зачтенным вкладом в историю сотворения мира? Тогда его недолгое пребывание в данном пространстве имело бы больше смысла. Тогда его вызов из небытия воспринимался бы как акт доверия к его возможностям и был бы не менее значителен, чем его отправка обратно в небытие, подразумевающая благодарность за все его свершения. Не правда ли – интересная точка зрения?

Чем-то она напоминает позицию депутата из старого анекдота. XIX век, где-то на Среднем Западе Америки заседает парламент. Внезапно происходит солнечное затмение. Испуг собравшихся грозит перерасти в панику, все боятся, что вот-вот наступит конец света. И тут один депутат говорит: «Друзья, есть только две возможности. Либо нас ожидает Второе Пришествие Господа – и тогда лучше бы Он застал нас за работой. Либо Он не придет – и тогда нет никаких причин прерывать наше заседание».

Я вспомнила этот анекдот, когда отвечала на письмо молодой девушки по имени Лора. Это был крик души: лучшая подруга ее предала, отец мало интересовался ее делами, мать вообще жила где-то в другом месте, и в довершение всего любимая учительница тоже отдалилась от нее. Суть письма сводилась к следующему: «Никого не было рядом, когда мне понадобилась помощь. Поэтому я хочу покончить с собой».