Читать книгу "Обещанная колдуну - Анна Платунова"

Тёрн приподнял брови, будто спрашивая, понимаю ли я, о чем речь. Я не понимала… Но кивнула.

— Сила, неподвластная даже мне, вырвала бы тебя из семьи любым способом. Привела бы тебя ко мне. Любым, понимаешь?

Я слышала слова, и, кажется, они были очень важны. Но я мечтала лишь о том, чтобы этот мучительный разговор поскорее закончился. Я снова качнула головой.

— Уверен, ты сильно испугалась, когда я вытащил тебя из дома почти босиком. Я запретил твоему отцу вмешиваться. Но это был единственный способ обезопасить твою семью. Первенца можно забрать только так. Дать понять, что ты чужая здесь, что ты никому не нужна… Ты слышишь, что я говорю, Агата? Нам пора идти. Чем быстрее, тем лучше.

Идти? Я испуганно отшатнулась. Умиротворение слетело с меня.

— Нет, нет!

Тёрн попытался взять меня за запястье, но я вырвала руку, лишь только прохладные пальцы дотронулись до кожи.

— Ни за что! — крикнула я.

Отец выступил из тени, обнял.

— Тебе пора, колдун, — процедил он сквозь зубы, с трудом сдерживаясь.

Тёрн на мгновение прикрыл глаза, будто борясь с головокружением.

— Ты знаешь, где меня найти, Агата, — сказал он перед тем, как покинуть наш дом.

Я видела, что за ним закрылась дверь, и едва не закричала от радости. Это правда. Я свободна!

* * *

Это был счастливейший день моей жизни.

Еще каких-то три дня назад я бы, возможно, посчитала его обычным. Ведь нет ничего особенного в объятиях мамы и сестер. В том, что Ирма перебирает мои волосы, заплетая из них косички. Прежде я бы прогнала назойливую младшую сестренку, а теперь млела от прикосновений ее горячих неловких ручек. Корн держался, строил из себя взрослого парня, но потом все же не выдержал, обнял, увлажнив мое ухо слезами. И потом этот жеребенок попытался взгромоздиться ко мне на колени, позабыв, что вымахал выше меня ростом. Даже глупые шутки Верна забавляли. Но гораздо сильнее растрогало то, что он шепнул, пока никто не слышит: «Я чуть с ума не сошел».

Мое сердце разрывалось от любви и нежности.

И не было ничего особенного в ванне горячей воды, в земляничном мыле, и в сладких булочках, и в шипящей сладкой воде, и в шелковых простынях… Только сейчас я посмотрела на все это другими глазами и ценила, и благодарила за каждый прожитый миг.

Вечером мы все собрались в гостиной. Даже Верн, который до недавнего времени предпочитал своей семье компанию друзей.

Никто не спрашивал, что мне пришлось пережить за эти два дня. Да я бы и не посмела произнести вслух. Но мама, кажется, все знала и понимала. Она держала меня за руку, гладила пальцы и время от времени проводила ладонью по щеке, будто хотела удостовериться, что я действительно здесь, рядом с ней. «Моя девочка», — бормотала она.

Мы разговаривали о пустяках. Смеялись и веселились, словно неожиданно наступил праздник Осенних Даров, вот только без гостинцев. Хотя нет, это ведь я стала сегодня главным подарком для своих близких!

Горничная принесла вечерний взвар и пирожные. Я забралась с ногами на диван и медленно пила, откусывая крошечные кусочки от лакомства, смаковала. Ирма задремала, прижавшись к моему боку, а Ада сидела на полу, задумчиво накручивая на палец прядь моих волос.

Было так хорошо. Так спокойно.

— Папуля, — окликнула я отца, который сидел в кресле, рассеянно листая книгу. — А что, раньше в Глоре была магическая академия?

Именно книга в руках отца натолкнула меня на эту мысль: я вспомнила учебник, который принес Тёрн.

Отец едва заметно нахмурился.

— Да. Но это было очень давно. Я в ту пору был несмышленым шалопаем. Мне было лет пять-шесть вроде бы.

Он отложил книгу и погрузился в воспоминания. Все эти годы они лежали на дне памяти, и теперь, извлеченные на свет, воспоминания шестилетнего мальчика пробудили в суровом генерале Даулете давно забытые чувства. На лице отца появилось удивленное выражение.

— А ведь я видел последний день Академии.

— Папуля, расскажи… — тихо попросила я, и хором за мной эту просьбу повторили все, кроме Ирмы, которая на тот момент уже спала.

— Ну что же. Вы ведь не осудите старого вояку, который не знает красивых слов?

Мой грозный папуля выглядел смущенным, и мы стали уверять его, что обрадуемся простому рассказу.

— Случилось это вскоре после того, как разоблачили заговор колдунов. Конечно, старому Эрнилу это уже не помогло. На тот момент правитель был мертв. А ведь он верил своему придворному магу, как близкому другу… Пошли массовые аресты. Начались казни. Кто-то говорил, что маги получили по заслугам. Мой отец, ваш дед, был осторожен в высказываниях, но я чувствовал, что он против того, что происходит. Особенно когда стали поговаривать о том, что Академию нужно закрыть, а всех колдунов, тогда их и стали звать колдунами, призвать к ответу. Еще не было прямых указов, а несколько адептов уже пострадали. Погиб парнишка, молоденький еще совсем. И девочка… С девочкой совсем темная история вышла. Говорят, что стражников, что ее убили, потом тоже нашли мертвыми. И без…

Мама шикнула, отец моргнул и, видно, вспомнил, кто сейчас слушает его рассказ.

— Я тогда с семьей жил в столице, как раз неподалеку от Академии. Утром, бывало, с балкона любовался ее высокими белыми стенами, в лучах рассветного солнца они казались розовыми… Так, о чем я? Да! Все-таки многие надеялись, что Академию не закроют. Чудно это — остаться без магов. Но аресты продолжались. Казни каждый день… И уже непонятно было, кто прав, кто виноват. Адепты почти перестали выходить за территорию Академии. А однажды видим: стягиваются к Академии королевские гвардейцы. Много. Наверное, все отряды, какие были. И люди со всех сторон города тоже начали стекаться. И мы с отцом пошли. Отец посадил меня на шею, и я все хорошо видел. Живое море людей. Гвардейцы в зеленых мундирах. А чуть дальше площадь перед Академией, вымощенная белым мрамором. Я еще удивился: тут толпа, а там ни одного человека. Почему гвардейцы дальше не идут? А они, оказывается, не могли пройти. Он поставил магический заслон.

— Кто? — осторожно спросила я.

— Кто? Ректор Академии, конечно. Я плохо слышал из-за гула, о чем с ним переговаривается командир гвардейцев. Командир злился, тряс гербовой бумагой. Хотя что тут гадать — требовал впустить. Ректор же стоял и будто не слышал. Смотрел поверх голов всех этих людей. Так, точно он один на площади и больше никого нет. И держал заслон. Один против всех. Вот странно, я совсем не помню его лица. Не помню, сколько лет ему было. Папа как-то назвал ректора мальчишкой, но мне-то, ясное дело, он казался взрослым мужчиной. Но почему-то отлично помню его прямую спину. И то, как на лоб свешивается прядь темных волос. Непривычно это было, ведь обычно прическа у ректора — волосок к волоску. А еще помню воротник.

— Воротник? — приподняла голову Ада.