Читать книгу "Рискованное дело - Нора Робертс"

—Я думала, он меня убьет. — Лиз говорила приглушенно, потому что закрыла лицо руками. — Он кольнул меня ножом, и я подумала; вот сейчас я умру. Я так испугалась... Господи, как же я испугалась!

Джонас прижал ее к себе — пусть выплачется. Он не привык утешать женщин. Те дамы, с которыми он общался, отличались сдержанностью — разве что в исключительном случае позволят себе деликатно обронить слезинку-другую. А Лиз, уткнувшись ему в плечо и дрожа всем телом, захлебывалась в рыданиях.

Ее бил озноб — наверное, не случайно говорят, что от страха кровь стынет в жилах. Лиз понимала, что нужно собраться с силами, оторваться от него, уползти в свою норку и зализать раны. Она всегда поступала так в трудную минуту. Джонас не говорил ей, что все будет хорошо, не шептал ей на ухо слова утешения. Он просто был рядом. Не отпустил ее, даже когда она, наконец, отплакалась. Пошел дождь; капли застучали по стеклам и забарабанили по крыше. А он по-прежнему обнимал ее.

Когда она пошевелилась, Джонас встал и отошел к плите. Не говоря ни слова, включил конфорку. Через несколько минут он поставил перед ней полную тарелку. Он налил супа и себе. Лиз начала есть. Она так вымоталась, что ей даже не было стыдно. На кухне не было слышно ни звука, кроме монотонного стука дождя по дереву, жести и стеклу.

С супом Лиз покончила быстро — она даже не подозревала, что настолько голодна. Тихонько вздохнув, она отодвинула от себя тарелку. Джонас сидел рядом и молча курил.

Спасибо.

Пожалуйста. — С заплаканными глазами она показалась ему еще красивее и еще беззащитнее. Он не мог отвести взгляда от ее лица; от выражения ее глаз ему стало не по себе. Лицо — загорелое, цвета меда — побледнело, отчего она вдруг показалась ему хрупкой фарфоровой статуэткой. От такой женщины лучше держаться на расстоянии. Подойди слишком близко, и тебя затянет. И увлекаться ею не стоит — ведь он намерен использовать ее, чтобы помочь им обоим. Отныне ему придется сдерживать эмоции.

Даже не ожидала, что так расклеюсь.

Ничего удивительного.

Лиз кивнула, благодарная ему за то, что он молча сопереживал ей в мучительные минуты слабости.

—Вам незачем оставаться у меня.

—И все-таки я останусь.

Она сжала кулак и медленно разжала его. Как ни трудно признаться в этом даже самой себе, на самом деле она хочет, чтобы он остался. Впервые за много лет ей страшно остаться одной. Судя по всему, придется ему уступить. Но их отношения должны остаться сугубо деловыми.

—Хорошо. Комната стоит двадцать долларов, плата за первую неделю вперед.

Расплывшись в улыбке, он полез за бумажником.

Какая вы практичная!

Непрактичность мне не по карману. — Положив двадцатку на рабочий стол, Лиз принялась убирать посуду. — Готовить вам придется самостоятельно. Питание в плату не входит.

Она отнесла тарелки в раковину и вымыла их.

Ничего, как-нибудь справлюсь.

Утром я дам вам ключ. — Лиз взяла полотенце и тщательно вытерла тарелки. — По-вашему, он вернется? — Она собиралась спросить его об этом как бы между прочим, но голос ее выдал.

Не знаю. — Подойдя к ней, Джонас положил руку ей на плечо. — Но если он вернется, вы будете не одна.

Лиз повернулась к нему; при виде ее грустных глаз внутри у него как будто что-то надломилось.

Джонас, вы охраняете меня или хотите отомстить?

Охраняя вас, я, возможно, сумею отомстить. — Он накрутил на палец прядь ее темно-золотистых волос и залюбовался ими. — Вы ведь сами сказали, что я не очень-то приятный человек.

А какой вы на самом деле? — прошептала она.

Обыкновенный. — Посмотрев на нее, он понял, что она ему не поверила. Он совсем не обыкновенный. Он выдержанный, властный и сильный... — Кстати, Элизабет, вас обыкновенной женщиной не назовешь. У вас много тайн.

Лиз ахнула от изумления и инстинктивно выставила вперед руку, словно защищаясь:

—Мои тайны не имеют к вам никакого отношения!

—Может быть, не имеют, а может, и имеют.

Дальше все происходило очень медленно — так медленно, что она, пожалуй, вполне могла бы вырваться. И все почему-то не двигалась с места. Он обвил руками ее талию и почти небрежно привлек ее к себе — небрежно и как-то надменно. Лиз как завороженная следила за его губами, которые все ближе склонялись к ней.

Она считала его человеком жестким, даже жестоким, но его губы оказались неожиданно мягкими, хоть и настойчивыми. Они словно уговаривали ее. Так давно она никому не позволяла себя уговорить! Едва заметно прикасаясь к ней, он лишил ее силы воли, на которую Лиз всегда полагалась. Мысли в голове путались; потом она словно попала в полупрозрачный туман. Сама того не сознавая, Лиз робко и нежно ответила на его поцелуй.

Что бы им ни двигало, все сразу забылось, как только их губы соединились. Он думал, что Лиз начнет вырываться или, наоборот, ответит ему пылко и страстно. Она же оказалась такой нежной, податливой и неуверенной, что в нем с неведомой прежде силой вспыхнуло желание. Она вела себя так, словно ее прежде ни разу не обнимали и не целовали, словно она никогда не раскрывалась мужчине. Глупости, подумал Джонас. Она молода, красива, и у нее есть ребенок. Наверняка у нее было много любовников. И все же ему показалось, что он у нее первый и потому обязан беречь ее и заботиться о ней. У него просто нет другого выбора.

Чем больше она поддавалась, тем больше он жаждал ее. Острое, горячее желание не было для него внове. Он обнимал ее и хотел большего. Он отлично знал, что такое страсть. И все же в глубине души он, сам не зная почему, сдерживался и не давал волю страстям. Да, она тоже хочет его; ее желание несомненно. Кровь у него закипела, но руки почему-то разжались и как будто сами, по собственной воле, выпустили ее.

Такую страсть в ней давно никто не возбуждал. Лиз не сводила с Джонаса глаз. Она поняла, что ее желания снова ожили во всей своей мощи и полноте. Но... нет, она больше не повторит прежних ошибок! Почему же, хотя она и напоминает себе о прошлом и о своем зароке, по телу все равно пробегают горячие волны? Прошлое не должно повториться... Но зрачки у нее невольно расширились. Она посмотрела на него и увидела в его глазах собственное отражение. В ее лице смешались боль, смущение и надежда. Джонас смутился.

— Вам нужно поспать, — сказал он.

Вот и все, подумала Лиз. Угасла последняя искра надежды. Ничего не изменится — надеяться на что-то с ее стороны полная глупость! Она вскинула вверх подбородок и расправила плечи. Пусть она проявила слабость и позволила ему временно одержать над ней верх, но она по-прежнему властна над своим сердцем.

— Утром я выпишу вам квитанцию за комнату и дам ключ. Я встаю в шесть. — Она взяла двадцатидолларовый банкнот, оставленный на рабочем столе, и вышла.

Глава 4

Присяжные внимательно смотрели на него. Джонас видел двенадцать неподвижных лиц и двенадцать пар ничего не выражающих глаз. Он стоял перед ними в маленьком, слабо освещенном зале суда, и слышал эхо собственного голоса. В руках он сжимал толстенные своды законов — пыльные и такие тяжелые, что ныли плечи. Почему-то он не мог их положить — это он знал точно. По вискам и по спине у него катился пот; он пылко произносил заключительную речь, в которой требовал оправдания своего клиента. Вопрос касался жизни и смерти, он говорил убедительно и страстно, но присяжные оставались невозмутимыми, равнодушными. Толстые тома выскальзывали из рук, как ни старался он удержать их. Потом до его слуха донесся вердикт — по маленькому залу вновь раскатилось эхо: