Читать книгу "Топот шахматных лошадок - Владислав Крапивин"

Приоткрылась дверь, Елена просунула голову.

— Вместо того, чтобы бить стаканы, ты не мог бы помочь мне провернуть мясо в мясорубке?

Она еще острит!

— Я работаю, — сказал Борис не оборачиваясь.

— Но на десять минут можно, наверно, оторваться?

— Можно, но это на десять минут затянет работу.

— Неужели твоя работа важнее всего на свете?

— Нет. Но котлет и мясорубки она все-таки важнее.

— С тобой невозможно разговаривать…

— Разве я просил со мной разговаривать?

Елена молчала, что-то обдумывая. Борис почувствовал, что, если она скажет «вместо того, чтобы…», он разобьет не стакан, а часы или шкаф.

— Работал бы по вечерам, вместо того, чтобы с игрушками возиться, — сказала она.

— Закрой дверь! — с металлическим звоном произнес Борис. Елена убрала голову.

— Ненормальный, — сказала она в коридоре.

Станешь тут ненормальным!

Борис оттолкнул папку и ушел из-за стола. Лег на диван. Под бок ему попал фотоаппарат, но Борис не пошевелился.

Раздражение постепенно угасало. Несмотря на все неудачи, было сегодня и что-то хорошее. Воспоминание о нем прогоняло досаду. Хорошее — это мальчишка с большой клеенчатой сумкой. Он сидит на скамейке и ногой чертит на песке часы. Задумчивый и озабоченный. Лицо у него в тени, а волосы насквозь просвечены солнцем, просто горят… Человек и солнце. Интересно, как получится снимок? Но вообще-то не в снимке дело…

Ви-талька…

Как он вцепился в рукав, когда проходили мимо этих юных ведьм, карауливших его у подъезда! Вцепился и сам не заметил. «Вы какие сигареты курите?..» Однако ведь он не похож на трусливого нытика. Не похож. Иначе Борис хмыкнул бы и прошел мимо. Но злой, раздосадованный отъездом Воронцова, Борис все-таки не прошел. Почему? Ну… нипочему. Взял и остановился, вот! И хорошо. Если бы не эта встреча, день был бы совсем испорчен.

А теперь день не был испорчен.

5

Когда был ремонт, комнату белили не кистью, а распылителем. Краска оседала на штукатурке крошечными пузырьками. Пузырьки полопались, и на них остались на стенах маленькие колечки. Их много-много. Только заметить их можно, если разглядывать стену очень внимательно.

Виталька стоит и разглядывает. Больше заняться все равно нечем.

Колечки похожи на лунные кратеры. Кроме них, на штукатурке есть большие бугорки, маленькие кочки, трещинки, и все это напоминает поверхность Луны. Такой она выглядит на рисунках и фотографиях.

В Витальке борются два чувства. Ему хочется провести среди лунных гор прямую ровную дорогу, но жаль разрушать кольцевые кратеры. Он стоит и думает. Нет, дорога все-таки нужна, а кратеров останется еще много. Виталька ногтем ведет по краске твердую линию.

— Еще новости! Теперь он стену уродует! — голос у мамы громкий и суровый. Виталька отдергивает палец и заталкивает руки в карманы — подальше от лунных цирков и дорог.

— Сию же минуту вынь руки из карманов!.. Стой как следует! И не тереби штаны, скоро бахрому сделаешь! И нечего горбиться, не старик!

Виталька опускает руки. Спорить бесполезно и опасно. Счастье и так висит на волоске. На паутиночке…

Борис был прав: если уж начинается невезенье, значит, на целый день.

Когда Виталька, разгоряченный и взъерошенный, примчался с хлебом домой, мама уже ушла. На столе он увидел записку: «Не смей никуда уходить, пока не вернусь».

Уже тогда Виталька почуял, что дело худо, но всей опасности еще не знал

Мама вернулась около семи. Наверно, заходила к отцу в техникум. Лицо ее было хмурым, а движения размашистыми. Она сняла и бросила на спинку стула свой форменный жакет — по комнате прошелся ветер.

После этого, не глядя на Витальку, мама грозно произнесла:

— Мало того, что он лодырничает полдня и не может сходить за хлебом! Он еще и драки во дворе устраивает!

— Они сами первые… — начал Виталька.

— Не ври, — деревянным голосом сказала мама. — Вместо того, чтобы помалкивать, он еще учится врать! Полина Львовна своими глазами видела, как ты зверем налетел на девочек! Велико геройство!

В душе у Витальки закипел расплавленный металл.

— Полина Львовна — ябеда! Она всегда про всех сплетничает!

Мама круто развернулась и стальным взглядом пробила Витальку навылет.

— Я не знаю, ябеда Полина Львовна или нет, — отчетливо сказала она. — Я точно знаю другое: девочки играли в классы, а ты ни с того, ни с сего кинулся, разогнал их и выдрал буквально полкосы у Вики Лунцовой. Что я завтра скажу на работе ее отцу?

— Полкосы! — Голос у Витальки стал тоненьким и зазвенел. — Я чуть-чуть только дернул! А она тоже… по больному колену вон как пяткой саданула. Теперь нога не сгибается.

— А ей и незачем сгибаться, — уже спокойно отозвалась мама. — На прямых ногах стоять в углу гораздо удобнее.

— Что? — шепотом спросил Виталька.

— То, что слышишь. — Мама крепко ухватила его за плечо, подтолкнула и уверенным движением задвинула в угол между диваном и тумбочкой с приемником. Носом к стенке.

— Вот так и стой.

От жуткой обиды и унижения Виталька заревел. Правда, не очень громко, сдержанно, однако слезы уже не цеплялись за ресницы и сыпались теплыми горошинами.

— Напрасно гудишь, — сказала мама.

Виталька и сам знал, что напрасно, только не мог удержаться. Но после маминых слов слезы исчезли. Виталька из упрямства поревел еще полминуты и наконец произнес жалобно-возмущенным тоном:

— Маленький я, что ли, в углу стоять?

— Нет, — сказала мама, — не маленький. Маленькие стоят час или два, а ты будешь три.

Витальку чуть не затошнило от тоскливого страха: как же лунные кратеры, которые видны в телескоп, будто на ладони?

Виталька через плечо глянул на стенные часы. Было три минуты восьмого.

Разве тот взрослый и почти незнакомый человек станет ждать?

— Ма-ам! — с отчаяньем вырвалось у Витальки.

— Не ка-нючь, — с расстановкой сказала мама. — Стой и молчи.

Виталька отлично чувствовал, когда можно с мамой спорить, а когда это опасно. Сейчас в ее голосе не было ни капельки мягкости, ни крошки жалости. Виталька начал стоять и молчать. Только так можно было заслужить досрочное освобождение.

Мама с громыханьем устанавливала в комнате доску для глаженья. О Витальке она, кажется, перестала думать. А это опасно: так Виталька может проторчать в углу до ночи.

— Лучше бы уж отлупила, — сказал Виталька полушепотом, но так, чтобы мама услышала.