Читать книгу "Охотясь на Аделин - Х. Д. Карлтон"

ты видишь, когда я заставляю тебя кончать, и я покажу тебе, что Бог может уничтожить их так же легко, как и создать.

Узел в животе затягивается до предела, и мои стоны перерастают в хриплые вскрики, пока он безжалостно трахает меня, прижимая к дереву, и продолжает теребить мой клитор большим пальцем. Ремень на моей шее впивается в кожу, сдавливая горло настолько, что кровь приливает к моей голове.

– Только твое, – шепчу я, и мои слова теряются в звуках наслаждения, срывающихся с моих губ.

– Вот так, Аделин. А теперь собери мою сперму, как и полагается хорошей девочке.

Моя спина выгибается, и я кончаю, крича от силы охватившего меня оргазма. Я чувствую, как сжимаюсь вокруг него и как его член вонзается в мою сокращающуюся киску с силой, не уступающей наслаждению, снедающему меня.

Мое зрение пропадает, подобно солнце за луной во время солнечного затмения. Его тьма поглощает мой свет, и я решаю, что мне вполне достаточно существования в тенях.

Его ладонь опускается рядом с моей головой, и, в последний раз всадившись в меня, он с глухим рычанием кончает тоже. Вжимаясь бедрами в мои, он с проклятиями извергается в меня, пока не выталкивает из себя все до последней капли.

Проходит несколько минут, прежде чем мы оба медленно возвращаемся обратно и переводим дыхание. Точнее, он переводит дыхание. А я все еще борюсь за кислород из-за ремня на своем горле.

Он усмехается, заметив, насколько сильно покраснело мое лицо – я так и чувствую, как оно горит под его взглядом. Протянув руку, он расстегивает пряжку, и через секунду ремень падает на землю.

От того, как я глубоко вдыхаю, моя грудная клетка вздымается так, словно я делаю первый вдох после длительного пребывания под водой.

Именно так я однажды описала ощущения от любви Зейда, и никогда прежде эти слова не звучали так правдиво.

Я все еще глотаю драгоценный кислород, когда он сжимает мою челюсть пальцами и заставляет посмотреть на него.

– Больше никогда, Аделин. Я могу стерпеть, что ты отталкивала меня, когда еще только начинала открывать в себе чувства ко мне. Но больше никогда. Это было в последний раз. Поняла?

Я киваю, во мне снова поднимается стыд.

– Больше никогда. Прости меня, – шепчу я, крепко обхватывая его шею руками. – Но я надеюсь, ты понимаешь, что я все равно буду убегать от тебя. Мне слишком нравится, как ты преследуешь меня.

Он прикусывает губу, и в его глазах вспыхивает пламя. Наклонившись вперед, нежно целую его, молясь, чтобы он почувствовал, насколько сильно я его люблю.

Его рука ныряет в мои волосы, усиливая сладость и превращая ее в нечто более неистовое. Но отстраняется слишком быстро. Я торопливо тянусь, чтобы украсть еще один поцелуй, прежде чем он опускает меня, поддерживая, пока мои ноги не начинают снова меня держать. Они яростно трясутся, и я понимаю, что эго этого придурка восстанавливается.

– Нужна инвалидная коляска, детка?

Фыркаю и бормочу: «Нет», обижаясь на этого тупицу.

– Я просто устала бежать за тобой.

Он усмехается, прекрасно зная, насколько это неправда. Но я улыбаюсь в ответ и понимаю, что мне нравится, как смеется Зейд, так же, как и то, как он меня наказывает.

– А что будет, когда ты будешь на девятом месяце беременности, а я буду бежать за тобой?

Я поджимаю губы, но потом победно улыбаюсь, когда понимаю, что у меня нет даже овуляции. Когда я говорю ему об этом, он ухмыляется.

– Я не извлекал твою внутриматочную спираль, – отвечает он, наклоняясь, чтобы собрать нашу одежду.

У меня отпадает челюсть.

– Тогда какого хрена все это было?

Он пожимает плечами, все еще усмехаясь, натягивает джинсы и бросает взгляд на свой телефон, после чего снова убирает его в карман.

– Не пойми меня неправильно, я чертовски рада. Но что за дерьмо, Зейд?

– Мне нужно было убедиться, что ты на сто процентов согласна со мной. Ребенок – это единственное, что навсегда свяжет твою жизнь с моей. По крайней мере, юридически. С этической же точки зрения… ну, я всегда буду присутствовать в твоей жизни, независимо от того, знаешь ты об этом или нет.

Покачав головой, я натягиваю джинсы, и грубая ткань больно трется о рубцы на ногах. Рубашка ощущается не намного лучше.

– Как скажешь, – бормочу я. – Козел.

Он снова смеется, принимая это оскорбление без малейшего проявления сожаления. Он уже было поворачивается, чтобы направиться обратно в поместье Парсонс, но я хватаю его за руку и разворачиваю к себе.

– Больше никакой лжи, – прошу я. – Ни от кого из нас.

– Детка, я и не лгал тебе. Я никогда не говорил, что удалил твою внутриматочную спираль.

– Но ты заставил меня поверить, что это так, – возражаю я.

Он злобно усмехается, приподнимая уголок губ.

– Когда я захочу, чтобы ты забеременела, ты обязательно об этом узнаешь, – обещает он, хотя это и звучит как очередная угроза. – Ты увидишь, как я вытаскиваю внутриматочную спираль из твоего тела, собственными глазами.

Это… заставляет меня почувствовать себя немного лучше, как ни странно.

Наверное, мне нужен психиатр.

Я вздыхаю:

– Ты всегда будешь таким жутким, да?

– От того, что я такой жуткий, твоя киска становится мокрой. А теперь давай вернемся. Джей пытался до меня дозвониться, а это может быть как-то связано с Клэр.

Глава 41. Охотник

Я с удивлением обнаруживаю, что Джей сидит на диване рядом с Дайей и оба они увлеченно копаются в своих компьютерах. Когда мы вошли, он подскочил метра на три, все еще явно пребывая в ужасе от поместья.

– Какой из призраков так тебя напугал? – спрашиваю я с ухмылкой.

– Чувак, клянусь Богом, пока я мочился, что-то дышало мне в затылок. А я просто стоял и ждал, когда оно попытается схватить меня.

Дайя бросает на меня веселый взгляд.

– Это он еще на чердак не поднимался. Я до сих пор злюсь на Адди за тот раз.

Глаза Адди распахиваются.

– Это было всего однажды! – защищается она. – И с тобой тогда ничего не случилось, – заканчивает она, опускаясь на диван напротив.

Сажусь рядом с Адди, а Сибби в это время о чем-то бубнит на кухне и, злясь, хлопает ящиками. В очередной раз.

– Я потеряла душевное спокойствие. Вот что со мной случилось, – возражает Дайя. – Этот демон мог привязаться ко мне, и тогда я привела бы его домой и промучилась бы всю оставшуюся жизнь.

– Разве можно его в этом винить? Ты же просто