Читать книгу "Король Георг V - Кеннет Роуз"

Как и в 1924 г., лейбористы добивались за границей гораздо больших успехов, чем у себя дома. Макдональд, по-прежнему в основном определявший внешнюю политику, стал первым британским премьер-министром, посетившим в Вашингтоне президента Соединенных Штатов, — жест примирения, который привел к заключению соглашения о военно-морском паритете. Сноуден также хорошо зарекомендовал себя, добившись определенных сдвигов в выплате Германией репараций. Как всегда, король оказался щедр на ободрение и похвалу; нарастающее беспокойство вызывали у него лишь усилия Гендерсона по улучшению отношений Британии с Советской Россией — этот процесс был еще в 1924 г. начат Макдональдом, но в 1927-м прерван по инициативе Остина Чемберлена.

Проштудировав ежегодные секретные отчеты Скотленд-Ярда о коммунистическом влиянии в Британии, король обвинил свое правительство в бездействии. Однажды он обратился к Бальфуру, являвшемуся тогда почетным ректором Кембриджского университета, с вопросом: почему Морису Доббу, известному марксисту-экономисту, упоминаемому в отчетах разведки, позволяют свободно заниматься коммунистической пропагандой среди студентов? Проведенное Бальфуром расследование, однако, показало, что общение Добба со студентами носит исключительно академический характер. Король прилагал все усилия, чтобы исключить тот ошибочный идеализм, с которым лейбористы относились к советской системе. Так, он напоминал министру иностранных дел, благочестивому нонконформисту, о распространяемой из Москвы антихристианской пропаганде, но это так и не произвело на того должного впечатления. «Гендерсон чертовски упрям и очень тщеславен», — заметил король Менсдорфу.

Осенью 1929 г. он вступил в острый конфликт с правительством, которое намеревалось полностью восстановить дипломатические отношения с Россией. В таком случае королю бы пришлось принимать у себя и пожимать руки полномочному послу этой страны, власти которой так и не раскаялись в жестоком убийстве царя и его семьи. В 1924 г. он был избавлен от этой неприятной обязанности, поскольку от главы государства не требовалось принимать Раковского, имевшего более низкий дипломатический ранг поверенного в делах. Пять лет спустя король просил и Макдональда, и Гендерсона сохранить дипломатические представительства в Британии и России на прежнем скромном уровне. Оба министра выразили ему сочувствие по случаю такой «действительно болезненной ситуации», но отказались удовлетворить его просьбу. Тогда король прибегнул к обману. Когда новый русский посол Г. Сокольников 29 декабря 1929 г. приехал вручать верительные грамоты, король сказался больным и попросил занять его место принца Уэльского. Тем не менее он все же не мог до бесконечности удерживать Сокольникова на расстоянии; 27 марта 1930 г., после утреннего приема, король обменялся с ним рукопожатием, а через несколько недель королева приняла в Букингемском дворце посла и его жену. Однако и эти редкие знаки внимания все равно доставляли королю мучения. В 1933 г., после состоявшегося в Виндзоре приема на открытом воздухе, король яростно накинулся на премьер-министра, хитростью заставившего его пожать руку М. Литвинову, народному комиссару иностранных дел СССР.

И во внутренней политике правительству приходилось соблюдать осторожность. Любое проявление излишнего радикализма — и объединившиеся с консерваторами 59 депутатов-либералов устроят обструкцию правительству, с его 287 голосами, или даже низвергнут. В частности, из-за такого вынужденного альянса пришлось пожертвовать поправками к Закону о производственных конфликтах 1927 г., объявлявшему незаконным любое повторение всеобщей забастовки и накладывавшему на профсоюзное движение прочие ограничения. Для короля «мирное пикетирование» давно уже стало своего рода средоточием зла, однако он признавал, что «лейбористское правительство делает и еще сделает много хорошего и полезного». И все же выполнение программы лейбористского правительства, а в конечном счете и само его существование поставили под угрозу не парламентская оппозиция и не королевская немилость, а оказавшаяся вне контроля финансово-экономическая катастрофа.

Одной из первых жертв международного кризиса стал «Кредит анштальт», крупнейший австрийский банк. Его крах вызвал следующее предупреждение, сформулированное личным секретарем короля в письме от 11 июля 1931 г.:

«Мы сидим на вулкане, и самое любопытное, что ни пресса, ни Сити совершенно не понимают нынешней критической ситуации. Управляющий Банком Англии находится в весьма пессимистическом и подавленном состоянии. Если в Германии случится крах… правительство меньшинства едва ли сможет справиться с ситуацией, так что вполне возможно, что Ваше Величество попросят одобрить создание национального правительства».

Этот мрачный прогноз застал короля в тот момент, когда он и без того находился в скверном настроении из-за ухудшившегося состояния здоровья и многочисленных личных утрат. С начала года он уже успел оплакать старшую сестру-цесаревну, давнего друга и конюшего Чарлза Каста, самоотверженного личного секретаря лорда Стамфордхэма и свою маленькую собачку Снипа. Дальтону, упадок сил у которого король отмечал еще в июне, оставалось жить всего месяц. Король также скорбел об отправившихся в изгнание кузенах, короле и королеве Испании, — это семейное несчастье звучало погребальным звоном по самому институту монархии.

Потеря Стамфордхэма оказалась для короля самой болезненной. Он умер на восемьдесят первом году жизни, до самого конца даже не помышляя об отставке; этот преданный советник более тридцати лет успешно вел своего хозяина сквозь опасные рифы политической жизни. Однако конституционный монарх не может позволить себе никакой передышки даже для скорби. Уже в день смерти Стамфордхэма он назначил своим новым личным секретарем сэра Клайва Уиграма. Будучи на двадцать четыре года моложе Стамфордхэма, он тоже прошел долгую и суровую школу. Личные секретари королей обычно не желают делиться с кем-либо своими полномочиями, и в этом отношении Стамфордхэм не был исключением. Однако в ответ на поздравительное письмо Уиграм все же нашел в себе силы написать: «Мой дорогой бывший шеф всегда мне доверял и постоянно повторял: „Когда я уйду, не забудьте об этом“».

Сэр Джон (впоследствии лорд) Рейз из Би-би-си лишь озвучил широко распространенное мнение, когда сказал об Уиграме: «Он всегда очень жизнерадостен и весел, только надо хорошенько потрудиться, чтобы ему все объяснить». Действительно, по интеллекту Уиграм уступал Стамфордхэму, к тому же из-за различий в темпераменте этот разрыв казался еще больше. Стамфордхэм по своему складу характера подходил для кабинетной работы, Уиграм — для игрового поля; первый был педантичным и желчным, второй — доступным и добродушным. Письма Стамфордхэма были написаны казенным языком, который больше годится для выговоров, нежели для поощрений; Уиграм через каждые пять строчек вставлял какую-нибудь спортивную метафору, заставлявшую относиться к написанному им не слишком серьезно. «Правительство, — писал он в июне 1931 г., — в данный момент твердо держится в седле, а для лейбористских форвардов Ллойд Джордж и его команда служат надежными хавбеками». Однако направленное всего через несколько дней письмо, в котором Уиграм предупреждал короля о надвигающемся экономическом шторме и возможной перспективе создания правительства с представительством всех партий, можно смело назвать убедительным и даже пророческим. В последующие же недели, когда произошло то, что Уиграм называл «своей первой контрольной игрой», он сумел проявить твердость духа, достойную самого Стамфордхэма.