Читать книгу "Дочь капитана Летфорда, или Приключения Джейн в стране Россия - Евгений Аврутин"

Лишь работа отвлекала её и от мелкого страха, и от большой тревоги. Русские пушки отвечали, раненых подносили. Доктор Сазерленд называл эти дневные поступления аперитивом перед большой ночной попойкой. К ней готовились: расставлялись новые палатки и дополнительные койки, некоторые врачи заранее уходили на отдых. Никто не сомневался: раненых будут сотни, причём одновременно.

– Тебе тоже надо отдохнуть, – сказал мистер Сазерленд. – Будет стррашная спешка, мне прридется трудиться как лесосеку, а тебе носиться как стюаррду на большом корабле. – Мистер Сазерленд, как и все работники госпиталя, знал историю путешествия Джейн в урезанном виде, поэтому удивился её смеху. – Ладно, посмейся, порработай и поспи. Имей в виду, буду гонять, будто ты отдыхала весь день.

Джейн кивнула, но скоро поняла: в госпитале ей не отдохнуть. Везде ходили и шумели, главное же, ей хотелось не столько сна, сколько просто оказаться вдали от удушающих запахов и приглушённых стонов.

Она сказала об этом мистеру Сазерленду.

– Хоррошо, сходи домой. Врремени у тебя немного, все говоррят, что штуррм в три часа, так что к половине пятого будь здесь. Чем бы ни кончилось, главное поступление начнётся именно тогда.

Джейн пообещала так и сделать, поработала ещё и отправилась в путь, казавшийся ей отдыхом.

Перед выходом попрощалась с Кримом. Пёс был размещён в солдатской палате – вне её на него просто наступали бы в потёмках.

Джейн присела рядом.

– Привет. Не обижаешься на меня? Ну и хорошо. Обижаться будешь, когда буду швы снимать. Веди себя хорошо, побольше спи. Вчера ночью мы сделали очень важное дело: теперь я могу спокойно гулять по лагерю, без тебя и пистолета. Ну не сердись, извини. Без тебя гулять скучно, но все же спокойно. Лежи, вернусь – покормлю и погуляем чуть-чуть. Пожалуйста, не обижайте его.

– Мисс, никто вашего пса не обидит, – сказал артиллерист, лежащий на ближайшей койке. – Он полноправный раненый.

* * *

– Кажется, здесь. Нет, дальше. Черт! Какая-то чертовщина перед глазами. Ещё шаг влево. Да, здесь, копайте!

Счастливчик был прав: инспектору по шпионам пришлось преодолеть немалое сопротивление, в котором даже ощущался привкус заговора. Дежурный капитан никак не мог понять, для чего нужна ночная экспедиция, связанная с конвоированием не просто заключённого, но приговорённого к смертной казни. Инспектор Джонс сознательно умалчивал о некоторых деталях, зато напирал так настойчиво, что капитан выругался, махнул рукой и отдал приказ.

Судя по всему, преступник (или тайный патриот) переоценил свои силы, инспектор по шпионам не раз пожалел о том, что не захватил носилки, вот только согласились бы конвоиры работать санитарами? Счастливчик еле шевелил ногами, иногда присаживался. Двое конвойных, в общих чертах знавшие, за что парень приговорён к завтрашнему расстрелу, поначалу держали его под прицелом, потом, несмотря на возмущение инспектора Джонса, пихали и толкали. Потом смирились и пошучивали над инвалидной прогулкой.

Инспектор по шпионам потратил столько сил на конвой, что остальное вышло из рук вон плохо. Вместо потайного фонаря был обычный, а лопата – самая дрянная, что попалась.

Поэтому, когда после некоторых топтаний и вымериваний арестант показал, где копать, инспектор Джонс столкнулся с неожиданной проблемой. Он почему-то был уверен, что клады зарывают в рыхлую почву и лезвие лопаты касается крышки сундука с первого копка. Но почва была каменистой и сухой, лопата, как сказано, никудышной, солдаты сразу же заявили, что они конвоиры, а не сапёры. «Что если бедняга ошибся хотя бы на ярд?» – с тоской думал инспектор Джонс, уже занозивший ладони.

Однако этой догадкой он пока не делился с мистером Счастливчиком. Тот опять почувствовал себя худо, выпросил разрешение сесть, потом даже лёг. Работа не спорилась ещё и потому, что солдат с фонарём в руках предпочитал светить на арестанта, а не освещать раскоп.

Некоторое время спустя, когда инспектор Джонс (копавший первый раз в жизни) ощутил сбитую кожу, арестант, со своим обычным кряхтением, приподнялся и сел. Его руки прошарили по земле.

– Посветите-ка в яме, – слабым, но взволнованным голосом сказал он, – не видите, краешек?

Понятно, от этих слов не только инспектор Джонс, но и оба солдата повернулись к уже весьма глубокой и широкой яме, чуть нагнулись…

Ближайший к Счастливчику солдат так и не понял, что случилось. А это несчастный арестант, кряхтевший всю дорогу и раз десять попросивший пристрелить его, чтобы не мучился, молнией взмыл с земли. С размаху ударил солдата по затылку крупным булыжником, найденным под кустом. Перехватил винтовку из рук падающего новобранца, без замаха, но крепко вонзил штык в грудь его товарища.

Инспектор Джонс, скажем к его чести, хоть и любил заговорные теории, все же работал в лондонской полиции с самого её основания в двадцать девятом году. Его сознание отказывалось верить в происходящее, а правая рука – выхватывала пистолет.

Бедняге инспектору не хватило доли секунды. Вырвав штык из падающего солдата, Счастливчик не стал замахиваться для нового удара, но перевернул ружьё и двинул его по голове боковым ударом. Потом привычным движением наступил на руку с пистолетом.

Инспектор по шпионам с ужасом смотрел вверх. Кажется, за много месяцев он стал что-то соображать.

– Извини, приятель, что так получилось. Вообще-то, давно хотел признаться: я главный русский шпион. Ладно, шутка.

И с этими словами Счастливчик опустил приклад на его голову.

* * *

– Одно мне не нравится, – шепнул Данилыч.

– Луна?

– Не только. Показалось, конный за нами едет. Пару раз хотел остановиться, словить, но будто чует. Именно один, а не передовой отряда.

– Тогда можно не оборачиваться, – с улыбкой шепнул Саша. – Что нам один конник?

Пожалуй, можно было бы и не шептаться. Они миновали аванпосты и редуты, прикрывавшие союзный лагерь со стороны Зеленой горки. Лагерь казался пустым, все, кто был задействован в штурме, перешли в передние линии.

– Чует сердце, этой ночью будет, – сказал Данилыч. – Да, Лександр Петрович, вот вызнать бы, да напрямки, через траншеи, и прискакать к своим. Так и сделали бы то, что Виктор Ларионыч хотел. Это на вашем коне только сделать, мой притомился чуток, а вы для вашего – пушинка. Днём бы можно, – поправил он сам себя, – ночью конь в окопах ноги переломает.

Саша промолчал, но подумал – узнал бы сам, рванул бы. Ещё он пытался разглядеть в темноте хоть какие-нибудь знакомые приметы, чтобы доехать до госпиталя, но не мог.

– Данилыч, – наконец сказал он, – ты можешь тюрьму найти?

– Тогда нашёл, и сейчас не труд.

– Придётся к ней подъехать и уже оттуда к госпиталю.

– Что же, Лександр Петрович, коль нельзя иначе, давайте так.