Читать книгу "Мираж черной пустыни - Барбара Вуд"

— И тебе.

— Да…

Дэвид поднял руку и нежно дотронулся до ее щеки.

— Сколько раз я пытался представить себе, — сказал он, — какая твоя кожа на ощупь. Такая нежная…

Она закрыла глаза. Его ладонь была жесткой, мозолистой. От его прикосновения она вдруг ослабела, почувствовала, как у нее перехватило дыхание и сердце почти остановилось.

— Мона, — выдохнул он.

Она коснулась кончиками пальцев его щеки, провела от носа к уголку губ, погладила морщинку между бровями, дотронулась до уголков глаз.

Рука Дэвида неуверенно двинулась к ее затылку. Он запустил пальцы в ее волосы. Наклонился, чтобы поцеловать, но замер в нерешительности. Когда их губы все же встретились, это был неуверенный поцелуй, будто первый, пробный шаг. Затем она обвила его шею руками и поцеловала сама, направляя его, показывая, как это делается. Они прильнули друг к другу в мерцающем свете камина.

Через мгновение Дэвид отстранился и расстегнул пуговицы на ее блузке. Подивился ее маленьким белым грудям, которые полностью помещались в его ладонях. Она распахнула его рубашку и положила ладони ему на грудь. Когда Дэвид был полностью обнажен, Мона залюбовалась его превосходно выточенными ягодицами и сильными, стройными бедрами — достойное наследие прародителей масаев.

Дэвид подхватил ее и уложил на пол перед камином. Он исследовал ее тело, нежно ласкал. Мона чутко реагировала на его прикосновения, ведь она не знала ножа ируа.

Он прижал свои губы к ее губам, и она выгнула тело, полностью готовое к тому, чтобы принять его. В пляшущем свете огня их тела слились в единое целое — черное на белом.

Мона резко проснулась, не понимая, что ее разбудило. Она повернулась к мужчине, лежащему рядом с ней в постели. Дэвид крепко спал. Интересно, сколько времени? Она потянулась. Никогда еще ей не было так хорошо. Никогда еще не была она так счастлива.

Этой ночью они несколько раз занимались любовью, и каждый раз был лучше предыдущего. Дэвид великолепно владел любовным мастерством, перешедшим к нему от его воинственных предков; Мона же откликалась на его ласки горячо и неожиданно, чем приводила его в полный восторг.

— Мона! — раздался крик снизу.

Она резко села. Так вот что разбудило ее! Кто-то был в доме!

И этот кто-то был Джеффри. Он ходил по комнатам первого этажа и выкрикивал ее имя.

Мона вскочила с постели и набросила халат. Взглянув на Дэвида и убедившись, что тот по-прежнему крепко спит, она вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.

Она встретила Джеффри в гостиной, где в камине еще теплилась горстка красных угольков.

— Что ты здесь делаешь, Джеффри?

— Господи, Мона! Да ты у меня лет десять жизни отняла! Когда я увидел, что дверь на кухню не заперта, я уж не знал, что и думать!

Она в ужасе прижала ладони к губам. Они с Дэвидом оставили дом открытым!

— Что ты здесь делаешь? — снова спросила она. Макинтош на Джеффри был совершенно мокрый, с полей шляпы капала вода. В руках у него была винтовка, а в дверях столовой маячили двое солдат из Кенийского полицейского резерва.

— Ночью, во время обхода, патруль обнаружил труп кошки, подвешенный к воротам Белладу. Ты знаешь, что это означает.

Мона слишком хорошо знала, что это означает. Это был сигнал May May о том, что обитатели дома должны стать следующими жертвами.

— Так что теперь мы проверяем всех черномазых в этом районе. Но когда я пришел в коттедж Дэвида Матенге, то обнаружил, что его нет дома и, похоже, не было всю ночь. Поэтому я решил приехать сюда и спросить у тебя, не знаешь ли ты, где он может находиться.

Мона плотнее запахнула халат на груди. Ей вдруг зазнобило.

— В котором часу он вчера ушел, Мона?

Вчера?

— А который сейчас час, Джеффри?

— Скоро уже рассвет. Я отправил несколько патрулей на его поиски. Я всегда подозревал, что этот черномазый — сообщник May May. Вполне может быть, что он и есть тот мерзавец, который проводит обряд клятвы в нашей округе, а мы-то с ног сбились, разыскивая его.

— Не говори глупостей, это просто нелепо. И не мог бы ты отправить за дверь этих людей? Я не одета.

Джеффри отдал аскари распоряжение на суахили, а когда они вышли, снова спросил:

— Так ты не знаешь, где Дэвид Матенге?

— Он не имеет никакого отношения к этому кошачьему трупу.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю, и все.

— Не понимаю, как ты можешь так слепо ему доверять? Как так вышло, что Дэвид Матенге имеет над тобой такую власть?

— Я точно знаю, он здесь ни при чем.

— И тем не менее я хочу найти его и как следует допросить. Давно пора подержать его в камере. Ты слишком долго заступалась за него. А теперь скажи мне, в котором часу он ушел вчера вечером?

Мона молчала.

— Ты знаешь, куда он пошел? Известно ли тебе, где он теперь находится?

Она закусила губу.

— Даже если ты мне не скажешь, мы все равно его найдем, и тогда на допросе ему придется несладко, это я тебе могу гарантировать. Он нарушил комендантский час.

— Дэвид здесь ни при чем. Это моя вина.

— Что ты имеешь в виду?

Мона лихорадочно соображала. Если Дэвида подозревают в причастности к этому делу с трупом кошки, то на допросе его будут пытать. Но если она заговорит и подтвердит, что он не мог этого сделать, потому что всю ночь провел с ней, ей придется признаться в том, что они совершили.

Мона так и не успела принять решение, когда Джеффри произнес:

— Что, черт возьми…

Она обернулась. На пороге комнаты стоял Дэвид.

На нем были надеты только брюки, в руках он держал пистолет.

— Я услышал голоса, Мона, — сказал он, — и решил, что ты в опасности.

От шока Джеффри потерял дар речи.

Мона подошла к Дэвиду и положила свою ладонь на его руку.

— Мы не заперли дверь на кухню, Дэвид. Джеффри пришел, чтобы сообщить мне, что ночью кто-то повесил кошку на моих воротах. Он решил, что это сделал ты.

Она обернулась на Джеффри.

— Но, как ты понимаешь, Дэвид не мог этого сделать, — объяснила она, — просто потому, что всю ночь он провел здесь, со мной.

На лице Джеффри отразилась целая гамма чувств, пока наконец он не обрел способность говорить.

— Что ж, — произнес он, подойдя к Моне, — у меня были кое-какие подозрения на этот счет, но я не был уверен до конца. Я все говорил себе, что это невозможно, что Мона не может так низко пасть.

— Тебе лучше уйти, Джеффри. Это тебя абсолютно не касается.