Читать книгу "Митридат - Виктор Поротников"

— Я давно слышал от других о твоем красноречии, царь. А теперь и сам вижу, что ты силен в риторике: ведь даже держа речь о делах подлых и беззаконных, ты без труда находишь для них благовидные объяснения. Тебе впору поклониться мне в ноги, за то что я оставляю тебе правую руку, которой ты за один день погубил восемьдесят тысяч италиков по всей Азии! А ты твердишь мне, что не согласен с выдачей флота, да еще притязаешь на Пафлагонию. Одумайся, царь. И не заставляй меня снова браться за меч. Спрашиваю тебя еще раз: готов ли ты выполнить условия, о которых мы договорились через Архелая?

Превозмогая себя, Митридат ответил утвердительно.

К удивлению Митридата, Сулла тотчас приветствовал его и, обняв, поцеловал.

Дальнейшая их беседа протекала самым дружеским образом.

Сулла признался, что завидует Митридату, которому не нужно оспаривать власть в своем царстве.

— В Риме не так, — молвил Сулла. — В Риме, чтобы добиться хоть какой-то власти, надо прежде заискивать перед толпой, угождать сенаторам, быть полезным кучке разжиревших негодяев, именующих себя высшей аристократией. Кроме этого существует возрастной ценз, через который невозможно переступить без громкого судебного скандала. Ты можешь быть храбрее и находчивее всех на поле битвы, но если тебе не исполнилось сорок три года, значит, консулом ты не станешь. Как будто молодость — это порок!

Митридат согласился с Суллой. Действительно, у кого есть склонность к честолюбию и славным деяниям, тому незачем ждать зрелых лет и тем более старости, чтобы прославиться. Глупо вгонять свою жизнь в рамки закона да еще такого закона, который уравнивает храбрецов и трусов.

Сулла с восхищением посмотрел на Митридата.

— Ты меня понимаешь, царь. Клянусь Юпитером, ты мыслишь как и я!

Под конец их беседы Сулла сделал благородный жест: он согласился забрать у Митридата не весь флот, а только семьдесят пятипалубных кораблей, обитых медью. И еще он попросил у царя пятьсот лучников.

— Твои лучники, царь, гораздо лучше моих, — признался Сулла. — Мне предстоит сражаться с Фимбрией, который засел в Пергаме и не желает мне подчиниться. А затем меня ждет нелегкая война с моими недругами в Италии. Хоть это и нелепо звучит, но большинство моих сограждан желали мне поражения в этой войне. Однако я разочаровал их.

И Сулла засмеялся, да так заразительно, как может смеяться самый счастливый человек на свете. Не удержался от смеха и Митридат, глядя на Суллу. На душе у Митридата вдруг стало легко, его восхитило великодушие Суллы и то, как просто он говорит о грядущих опасностях.

«Поистине, это необыкновенный человек! — думал Митридат, возвращаясь к своему стану. — Хотел бы я иметь его своим другом».

Глава тринадцатая. АРХЕЛАИ

Мирный договор не был записан на пергаменте, как обычно делалось в таких случаях, и не был выбит на мраморной плите для ознакомления с ним всех желающих. Сулла объявил Митридата другом и союзником римского народа и своим честным словом гарантировал Митридату соблюдение всех условий договора, взяв слово и с понтийского царя впредь не нарушать мира с Римом. На вопрос Митридата, утвердит ли римский сенат данный мирный договор, Сулла с усмешкой ответил: «Мое слово весомее мнения сената и всего римского народа!»

Многие в окружении Митридата остались недовольны таким положением вещей.

— Договор без письменного документа более похож на соглашение двух человек, но не двух государств, — говорил царю Критобул. — Это чревато злоупотреблениями со стороны римлян, ведь Сулла не вечен. Стоит ему покинуть этот мир, и у его преемников будет возможность исказить заключенный им мирный договор. Без письменного текста мы не сможем отстаивать свою правоту ни в римском, ни в третейском суде.

С Критобулом соглашался Моаферн:

— Митридат, ты допустил ошибку, поверив Сулле на слово. Если бы Сулла был царем в наследственном царстве, его клятвы отеческими богами были бы допустимы и весомы. Но в демократическом Риме нынешний властелин завтра может уйти в изгнание либо вовсе лишиться жизни, тогда сенат попросту аннулирует заключенный Суллой договор.

— Сговорчивость и миролюбие Суллы понятны, ведь ему еще предстоит воевать с Фимбрией и со своими врагами в Риме, объявившими его вне закона, — заметил Пелопид. — Но будет ли Сулла столь же миролюбив и благороден с понтийским царем, если он одолеет и Фимбрию и популяров? Не воспользуется ли он тем, что договор с Митридатом существует только на словах, и не выставит ли тогда более жесткие условия мира уже как истинный победитель и властелин Рима?

Но, пожалуй, больше всех возмущался Архелай, считавший заключение мира на столь мягких для Митридата условиях своей выдающейся заслугой:

— Мир есть, а договора о мире нет. Такая ситуация на руку победителям, а не побежденным. Самое разумное, по-моему, это отправить к Сулле послов, чтобы они в его присутствии составили текст мирного договора, составили и записали по-гречески и по-латыни. Только письменный договор может быть гарантией его соблюдения.

Архелаю и всем остальным возражал Тирибаз:

— Кто боится неопределенности, тот желает безоговорочно и навсегда покориться Риму. Именно письменный договор свяжет нам руки и надолго, а договор на словах тем и выгоден, что действителен, покуда жив Сулла. Мир — это передышка перед новой войной, поэтому вероломство римлян в несоблюдении данного договора нам только выгодно. Не столь важно, кто нарушит договор — Сулла или его преемники, важно другое: устный договор, да еще такой мягкий по отношению к царю, столь безжалостно истреблявшему всех говорящих по-латыни, непременно подтолкнет римлян к нарушению его.

Намерение Тирибаза уже сейчас начать подготовку к новой войне с Римом вызывало резкое неодобрение среди военачальников, большинство которых полагало, что Понту потребуется не меньше двадцати лет, чтобы восстановить силы. А для этого и нужен надежный мирный договор с Римом, сухопутное войско которого вновь стояло у западных пределов Понта.

Митридат остался глух к советам друзей и не отправил послов к Сулле.

«Это не мир, а передышка перед новой войной, Тирибаз прав, — думал он. — Сулла победил Архелая, а не меня. Скоро я создам войско, равное римскому по выучке и вооружению. Вот тогда поглядим, чьи трубы протрубят победу!»

По возвращении в Синопу Архелай сразу почувствовал холодность царя. Многие друзья Архелая стали сторониться его. Архелай все чаще замечал на себе косые взгляды царских приближенных. Однажды во дворце был назначен пир. Были приглашены все вельможи из царского окружения, в том числе и брат Архелая, Неоптолем. И только Архелай приглашен не был.

«В чем тут дело? — недоумевал полководец. — Чьи это козни? Чем объяснить такое поведение Митридата?»

Архелай попытался расспросить об этом Моаферна, помня его дружеское расположение. Однако Моаферн уклонился от беседы с ним, сославшись на неотложные дела. Не пожелал разговаривать с Архелаем и Тирибаз. Тогда Архелай подступил к Неоптолему, желая узнать причину этого отчуждения, но тот только пожимал плечами, говоря брату: