Читать книгу "Зимняя сказка - Марк Хелприн"

Как только Кристиана и Эсбери забрались ему на спину, конь взмыл ввысь и, оставив позади затянутый дымом монастырь, полетел к другому берегу. Миллионы огней бушевали под ними, воздух дрожал и пах гарью. Они летели сквозь дымные облака, закрыв глаза и спрятав лица в мягкой гриве огромного белого коня. Происходящее казалось Эсбери сном, Кристиана же знала, что это явь.

В последний день последнего года второго тысячелетия Хардести и Вирджиния положили тело своего ребенка в маленький деревянный гроб и направились на юг. Хардести настаивал на том, что ее следует похоронить этим же вечером, то есть еще до наступления Нового года. Ему хотелось, чтобы Эбби рассталась с миром в том же тысячелетии, в котором она и появилась на свет.

Это была странная процессия: впереди с гробиком на плечах шел Хардести, за ним следовали потупившая взор Вирджиния, госпожа Геймли и Мартин. В этот день затянутые дымом каньоны улиц казались особенно темными. Город стеклянных стен, игравших прежде мириадами солнечных отражений, внезапно стал черным, словно китайская тушь. Они медленно шли по узким каньонам, и стрелкой компаса им служили низенькие домишки, видневшиеся на горизонте. В тот момент, когда они достигли Бэттери, находившиеся в центре города стеклянные башни, не сумевшие устоять перед напором надвигавшейся с севера стихии, заполыхали подобно гигантским фейерверкам.

С каменной набережной Бэттери они сошли на начинавший таять лед и направились к находившемуся в полутора милях от берега острову Мертвых, куда обычно несколько раз в день ходили паромы. После того как залив оказался скованным крепким льдом, гробы на остров стали возить на санях. Однако теперь на его некогда зеркальной поверхности появились ужасающие трещины и разломы, по которым потекли реки горящей нефти. Лед начал таять, и на его поверхности стали появляться целые озера теплой талой воды. Они перешли вброд одно из таких озер – вода в нем доходила им до пояса – и, обернувшись, увидели, что оно у них на глазах превратилось в настоящее море. Им пришлось взять далеко в сторону, чтобы обогнуть трещину, по которой в океан изливались миллионы тонн горящей нефти.

Внезапно у них над головами появились тысячи бессмысленно сновавших из стороны в сторону огромных подъемников, глядя на которые Хардести вспомнил о Джексоне Миде и о его ледяных линзах.

Выбравшись на берега острова Мертвых, они занялись поисками могильщиков, которые по большей части являлись потомками болотных жителей и унаследовали от последних свои нечесаные бороды, грязные шнуровки из сыромятной кожи и странный блеск в глазах.

Хардести удалось отыскать могильщика, устроившего себе незаметную берлогу под огромным, клонящимся долу деревом.

– Похорони ее, – приказал он, указывая на гроб.

Могильщик запротестовал, сказав, что он не привык работать по ночам.

– Если ты не сделаешь этого прямо сейчас, день для тебя уже не настанет! – пригрозил Хардести.

– А денежки как же?

Хардести молча высыпал ему в ладонь целую горсть монет.

Тут же оказалось, что могила была уже вырыта. Обливаясь слезами, они опустили в нее фоб и засыпали его землей незадолго до наступления полуночи. Прежде чем отправиться в обратный путь по тающему льду, на котором появлялось все больше горячих озер, они какое-то время постояли возле маленького черного холмика, укрывавшего Эбби. Им казалось, что вместе с нею умер весь прежний мир.

– Прощай, дочка, – еле слышно прошептала Вирджиния.

Золотой век

В первые часы нового тысячелетия Питер Лейк спал в машинном отделении «Сан». После того как он продемонстрировал механикам свое искусство, они решили не тревожить его понапрасну. Существуй у него ученики или друзья, они могли бы разбудить его незадолго до наступления полуночи, когда, как всем казалось, должно было произойти что-то необычное и чудесное. Впрочем, чудо редко происходит в точно назначенное время, и потому Питер Лейк ничего не потерял, проспав тот момент, когда часы пробили двенадцать раз и начался двухтысячный год. Правой рукой он зажимал глубокую рану в левом боку, а рот его был слегка приоткрыт, поскольку он лежал в крайне неудобной позе, облокотившись на мотор, разбуженный им же за несколько часов до этого. В машинном отделении не имелось настенных часов, что же касалось часов «Сан», то они отмеряли время с прежней точностью. Комнатные растения оставались в своих горшках и кадках, двери скрипели так же противно, как и прежде, перед уборкой уборщик привычно посыпал полы коридоров опилками.

«Сан» и «Уэйл» готовили совместный выпуск. Это диктовалась необычностью и масштабностью событий. Соответственно, в его подготовке участвовало необычайно большое число сотрудников обоих изданий. Здание ожило уже ночью, когда в него из разных районов стали возвращаться еле живые от ужаса репортеры, на глазах у которых город был практически стерт огнем с лица земли. Вышедший на следующее утро номер газеты был почти таким же пухлым, как стандартный номер «Гоуст» (кстати говоря, из-за отключения электричества «Гоуст» в этот день так и не вышел). К примеру, обитатели зоопарков и верховые лошади из конюшен Вест-Сайда переполошились так, что смотрители выпустили их из загонов и клеток, после чего животные, сбившись в стадо, стали носиться по окрестным улицам.

К сожалению, люди в эту ночь вели себя куда менее достойно. На улицах начались настоящие автомобильные гонки. Водители пытались найти выход из города, объезжая огромные пробки, толпы людей и груды развалин. Однако выхода попросту не существовало, тем более что истошно сигналившие машины то и дело сталкивались друг с другом, образуя все новые и новые пробки. Ситуация усугублялась тем, что на улицы выехали все пожарные и полицейские машины, рыскавшие в поисках зон безопасности, созданных по распоряжению Прегера де Пинто.

Мосты были переполнены тысячами молчаливых беженцев, даже не подозревавших о том, что все прилегающие к Манхэттену районы превратились в сплошную стену огня. Они несли на своих спинах детей и сжимали в руках наспех собранные узлы, отчего улицы и площади города походили на огромный блошиный рынок. Люди несли с собой книги, картины, канделябры, вазы, скрипки, старинные часы, электронную аппаратуру, серебряную посуду, шкатулки с ювелирными украшениями и – чудо из чудес – телевизионные приемники. Самые практичные горожане двигались на север, по направлению к Риверсайд-драйв, неся в заплечных мешках съестные припасы, инструменты и теплую одежду. Но на что мог рассчитывать человек с бензопилой на спине в разгар холодной зимы в окончательно свихнувшемся мире?

Уже не десятки, но сотни тысяч мародеров рыскали по торговым кварталам. Самые сообразительные подгоняли к банкам бульдозеры и вскрывали динамитными шашками сейф за сейфом. Этим взрывам вторили хлопки рвущихся на складах боеприпасов и зарядов, использовавшихся полицией для защиты зон безопасности. Обезумевшие от радости мародеры двигались медленно, словно улитки, толкая перед собой холодильники, мебель, тюки с одеждой и целые мешки денег. Мешки эти то и дело переходили из рук в руки, поскольку тот, кто владел ими, тут же погибал от рук таких же алчных и хищных, как и он сам, людей. Через какое-то время даже самые дорогие и фешенебельные районы стали казаться жалкими и грязными трущобами. Было совершенно непонятно, что мародеры собираются делать с награбленным добром. Большинство из них ходило кругами, радуясь тому, что у них появилось хоть что-то новенькое. Поскольку жить всем им теперь все равно было негде, приобретения эти не имели никакого смысла.