Читать книгу "Индийская принцесса - Мэри Маргарет Кей"

Посланник дал выход долго сдерживаемому гневу, и военный атташе получил от него не «нагоняй», о котором недавно столь беспечно упомянул в разговоре с другом, а холодную, яростную головомойку страшной силы. На Уолли обрушился град вопросов. Получив наконец возможность заговорить, он заявил о полной своей неосведомленности относительно случая с индусом, пообещал сурово отчитать подчиненных, видевших происшествие, но не доложивших о нем, и высказал предположение, что они молчали лишь из уважения к сэру Луи, поскольку подобные действия афганцев навлекают на посланника и всех членов миссии большой шурам (позор), а любые разговоры об этом, унизительные для сахибов, навлекают на них даже еще больший шурам. Но он, безусловно, поговорит с ними и объяснит, что о любых инцидентах такого рода впредь следует немедленно докладывать.

– В этом нет необходимости, – холодно сказал сэр Луи. – Я позабочусь о том, чтобы подобное не повторилось. Вы сейчас пойдете к афганским стражникам и скажете, что я больше не нуждаюсь в их услугах, что они освобождены от своих обязанностей и должны немедленно уйти. Сделайте это, пожалуйста. И поставьте при входе двойную охрану из своих собственных людей. А теперь пришлите ко мне Дженкинса.

Коротким кивком он отпустил Уолли, который молодцевато отдал честь и удалился, испытывая странное ощущение, будто колени у него каучуковые и вообще его только что переехало поездом. Пот, градом катившийся у него по лицу и шее, объяснялся отнюдь не жарой. Он тщательно вытер влагу платком, глубоко вздохнул, встряхнулся, точно выходящий из воды пес, и отправился искать Уильяма и выдворять прочь афганский караул.

Начальник караула усомнился в праве Уолли отдавать подобные приказы, заявив, что его люди поставлены здесь эмиром для защиты «иностранцев». Но Уолли превосходно владел пушту (стараниями Аша) и, еще не оправившись после устроенного начальником разноса, не собирался терпеть всякие афганские штучки. Как Каваньяри обрушил на голову Уолли свой накопленный гнев, так и Уолли дал выход своим чувствам, сообщив афганцам, куда они могут идти и почему. Они не стали задерживаться.

Покончив с этим, он сурово поговорил со своими джаванами о том, как глупо хранить молчание, если они видят наглые выходки, навлекающие позор на них самих и на всю британскую миссию. Но полученные ответы потрясли Уолли, ибо подтвердили все, что говорил Аш об оскорбительном обращении местных жителей со всеми солдатами и слугами из резиденции, отваживающимися появляться в городе, и о причине, почему это скрывается от сахибов.

– Нам стыдно повторять вам такие вещи, – объяснил джамадар Дживанд Сингх, выступая от лица всего эскорта.

А позже собственный носильщик Уолли, толстый Пит Бакш, повторил слово в слово то же самое от имени всех слуг, сопровождающих британскую миссию в Кабул.

– Полагаю, шеф знает о творящихся здесь делах, – беспокойно предположил Уолли, обсуждая вопрос с доктором Келли позже вечером, когда давно собиравшаяся гроза вовсю бушевала над Кабулом. – Я имею в виду… ну, что афганцы настроены против нас, то есть против миссии, и поднимают шум по всему Кабулу и окрестностям.

Доктор приподнял брови и спокойно промолвил:

– Разумеется, знает. У него повсюду шпионы. Не будь ребенком.

– Но он ведь не знал, что афганские часовые не пропускают к нему людей, – с тревогой сказал Уолли. – Никто из нас не знал до сего дня. То есть никто из нас четверых, потому что всем остальным известно, что творится у наших ворот и под самым нашим носом. А ты знал, что любого из наших ребят, выходящего в город, кабульцы осыпают оскорблениями? Я вот не знал, и это заставляет меня задуматься о том, сколь многое скрывают от нас наши люди и насколько правдивы слухи, доходящие до нас. Или слышит ли шеф хотя бы половину из них. Как по-твоему, он знает?

– Будь уверен, знает, – настойчиво сказал Рози. – Он всегда в курсе всех дел и всегда начеку. Так что насчет него не волнуйся. Он парень не промах.

– Черт тебя побери, Рози, я не волнуюсь, – возмущенно сказал Уолли, краснея до корней волос. – И не паникую. Но… но я только сегодня узнал, что местные жители считают, будто мои конноспортивные игры устраиваются единственно с целью показать, что войска раджа могут вышибить из них дух одной левой, – и они, естественно, негодуют.

– Бедные глупцы, – бесстрастно заметил Рози. – Кто тебе это сказал?

– О… один мой знакомый.

– Не стоит верить каждому болтуну. Скорее всего, твой замечательный друг случайно услышал ворчание какого-нибудь недовольного участника соревнований, который выставил себя на посмешище, промахнувшись мимо цели, и поносил разведчиков со зла и из старой доброй зависти.

– По правде говоря, – признался Уолли, – я и сам поначалу так подумал. Но потом, когда узнал о разных других вещах, я переменил мнение, потому что… Он, этот парень, много чего мне рассказал, и он говорил правду. И он сказал еще одну вещь, очень похожую на правду. Он сказал, тебе нужно отказаться от мысли открыть бесплатную клинику для лечения кабульцев, так как в городе уже говорят, что все это устраивается для того лишь, чтобы убить как можно больше людей, давая им яд вместо лекарств.

– Да что за… – возмущенно начал доктор, а потом расхохотался. – Вздор, дорогой мой, вздор! Честное слово, в жизни не слышал подобной чепухи. Так и передай своему другу и от моего имени посоветуй ему заткнуться и помалкивать. Ясное дело, парень просто морочил тебе голову или пытался нагнать на тебя страху. Даже самый фанатичный дикарь, ненавидящий неверных, не может быть настолько тупоумным, чтобы заподозрить нас в таком откровенно идиотском намерении. Они же не напрочь лишены здравого смысла.

Но Уолли продолжал хмуриться. Он снова заговорил приглушенным голосом, едва слышным сквозь шум ветра и дождя, словно размышлял вслух:

– Но он был прав насчет… всего остального. И… и они действительно фанатичные дикари. И они действительно ненавидят нас, по-настоящему ненавидят…

– Ну довольно! Ты делаешь из мухи слона, вот чем ты занимаешься.

Амброуз Келли укоризненно погрозил пальцем молодому командиру эскорта. Давая понять, что разговор на эту тему закончен, он достал старую жестянку с табаком и принялся выколачивать и заново набивать свою трубку. Уолли сконфуженно рассмеялся, откинулся на спинку скрипучего тростникового кресла и почувствовал, как накопившееся за несколько последних часов нервное напряжение отпускает и мышцы расслабляются под благотворным влиянием оптимизма Рози и от умиротворяющего зрелища струй табачного дыма, плавающего на сквозняке.

За закрытыми ставнями сверкали молнии, в горах гремел гром. Дождь и ветер сотрясали стены хлипкого дощатого дома, и из соседней комнаты слышался звонкий стук капель, падающих в жестяной таз, подставленный одним из слуг доктора под место протечки в потолке. Язычки пламени в двух керосиновых лампах колебались и трепетали на сквозняке, которым тянуло от расхлябанных дверей и оконных рам. Уолли глядел на огонь из-под полуприкрытых век, блаженно прислушивался к шуму дождя и думал о том, что сказал немногим раньше Уильям Дженкинс по поводу не получающих жалованья войск и предложения немедленно расплатиться с ними или хотя бы пообещать, что правительство Индии возьмет на себя труд выплатить им все сполна.