Читать книгу "Дневники Клеопатры. Восхождение царицы - Маргарет Джордж"

— Можно мне тоже проехать на нем?

Цезарь поколебался мгновение, а потом поднял и подсадил меня на спину огромного вороного.

— Теперь пророчество немного изменится, — сказал он.

Пусть это был небольшой отрезок пути вверх по склону и обратно к реке, но все-таки я оседлала его коня. В конце концов, Персефона съела лишь шесть зерен граната.

Я спешилась, и мы привязали коней. Цезарь подошел к маленькой быстрой речушке, с веселым журчанием и плеском протекавшей мимо, нашел валун и уселся на него, свесив ноги.

— Иди сюда, садись рядом.

Он протянул руку и помог мне подняться.

Камень оказался странно теплым, он вобрал в себя свет весеннего солнца, сохранил и усилил его тепло. Я подняла глаза и увидела, что Цезарь внимательно смотрит на меня.

— Я должен рассказать тебе о моих планах, — сказал он, — но очень не хочется портить такой погожий ясный день.

Я ждала его слов.

— Я задумал военное предприятие, — наконец проговорил он, глядя на речушку, не на меня. — Я отправлюсь в Парфию, чтобы отомстить за поражение Красса, завоевать ее и присоединить к нашим владениям.

Что-то подобное я и подозревала. Парфия оставалась единственной сопредельной страной, еще не попавшей под римское влияние. Она находилась далеко, народ там жил отважный и воинственный, слывший непобедимым. Правда, Александр овладел этой землей, но тогда были другие времена.

— Когда? — только и спросила я.

— В марте. Это даст возможность приступить к боевым действиям в начале весны.

— В марте! — удивленно воскликнула я. — Но март вот-вот наступит. Как ты успеешь?

— Вообще-то я уже приступил к подготовке. Шесть легионов с дополнительными частями собраны и дожидаются меня в Македонии.

— Куда ты отправил Октавиана и Агриппу, — добавила я. — Да, мне говорили.

— Я соберу еще десять легионов и задействую кавалерию, не менее десяти тысяч всадников. Операция требует больших сил, чтобы не повторить ошибок прошлого. Красс имел всего семь легионов и четыре тысячи конницы, что и привело к поражению.

— А я слышала, что причиной вашего поражения стали парфянские стрелы! — вырвалось у меня.

Кто не слышал ужасающей истории о том, как парфянские лучники перестреляли почти всех легионеров Красса?

— Не сами стрелы, а их количество! — подчеркнул Цезарь. — Сурен, парфянский командир, снарядил специальный корпус из тысячи верблюдов, занимавшийся исключительно подвозкой стрел для десяти тысяч лучников. Странно, что никто об этом еще не подумал. — Он издал горький смешок. — Ты знаешь, что среди немногих спасшихся был Кассий? Он покинул армию Красса и бежал в Сирию, якобы для того, чтобы оборонять ее.

— Тот Кассий, что теперь стал претором?

Фанатичный республиканец, он вечно смотрел на меня исподлобья.

— Да. И это часть позора, который Риму необходимо искупить. Одержавший победу Сурен даже устроил уродливую пародию на римский триумф с потешным Кассием, одетым в женское платье. Мы не можем успокоиться, пока не вернем в Рим орлов павших легионов.

— Но сейчас не время покидать Рим. Многое предстоит сделать. Не оставляй его в руках своих врагов! — Даже понимая, что Цезаря не переубедить, я не могла молчать. — Сколько времени, по-твоему, продлится кампания?

— Я полагаю, года три, — сказал он.

— Нет! Нет! Я прошу тебя, не делай этого! — В отчаянии я схватила его за плечо. Мускулы его были тверды как сталь, но ведь через три года ему будет почти шестьдесят. — Это безумие!

— А есть ли большее безумие, чем сам Рим? О, за годы моего отсутствия я перерос его. Перерос удушающую мелочность, постоянные свары, нежелание смотреть вперед и неспособность думать о завтрашнем дне. Там, на поле брани, я стану свободным, смогу принимать решения и рассчитывать на их выполнение. Никто никогда не любил меня так, как мои солдаты!

— Да, — согласилась я, — если тебе нужна такая любовь, от Рима ты ее не дождешься. Но обязательно ли убегать? Это сделает тебя вторым Кассием!

Он хотел что-то сказать, но промолчал. Издалека, с какого-то склона, донеслось тихое звяканье овечьих колокольчиков.

— Как ты планируешь кампанию? — спросила я.

— Я улажу кое-какие дела в Македонии, а потом вторгнусь в Парфию с севера, через Армению. Такой путь еще не опробован: обычно все приходили с запада или с юга. — Он повернулся и взял меня за руку. — Но я говорю это потому, что в моем плане тебе отводится существенная роль. Я намерен воевать в Парфии в расчете на то, что ты, мой ближайший союзник, обеспечишь мне поддержку. Мне понадобятся ресурсы Египта, и я надеюсь на твою помощь. Ты согласна?

Не дождавшись моего ответа, он добавил:

— Мне не нужно одобрение сената и римского народа, пока у меня есть ты. Так есть ли у меня ты?

— Ты хотел спросить, есть ли у тебя Египет?

Неожиданно меня охватило ужасное подозрение: может быть, все это время он видел во мне исключительно воплощение Египта, призванного содействовать его амбициям и планам? Он не аннексировал мою страну, потому что это поставило бы Египет в зависимость от сената — чего ему совсем не хотелось.

— То есть тебя интересуют ресурсы моей страны? — уточнила я.

— Да, конечно, это я и имею в виду! — В его голосе прозвучала нотка раздражения. — Но мы с тобой будем союзниками и разделим победу. — Он сильнее сжал мою руку. — Царица, сейчас я обращаюсь к тебе как проситель. Будь у меня корона и скипетр, я бы сложил их к твоим ногам. Пожалуйста, подумай о моей просьбе.

— И на что, по-твоему, можем рассчитывать мы?

— На царство, где ты и я будем править вместе, на равных. И его унаследует наш сын, как единственный государь.

Прежде чем я успела что-то сказать, он торопливо продолжил:

— Ты знаешь, что он не может рассчитывать на римское наследство. Ну и что с того? Можно подумать, на Риме свет клином сошелся. Цезарион станет царем Египта, Парфии и всех земель между ними. Тогда я, сам не будучи царем, положу начало новому великому царствованию.

— Ты просишь о многом. Египет живет мирно, Парфия никогда на нас не нападала, а теперь получается, что мы должны терять людей и деньги в погоне за твоей мечтой.

— И твоей тоже.

— Нет, это не моя мечта.

— Какова же твоя мечта?

— Я осуществила ее. В Египте мир, он независим и силен. Я правлю единолично. Мне не нужна Парфия.

— А я тебе нужен? — спросил он. — Только вдали от Рима мы сможем жить вместе.

— Твоя цена слишком высока. Я должна потратить груды серебра и золота, пролить реки крови, и все только ради того, чтобы мы жили вместе.

— Ты не должна рассуждать в таких категориях.