Читать книгу "Одна жизнь – два мира - Нина Алексеева"

Здесь мы на наши саночки погрузили толстые, метровой длины, промозгшие насквозь бревна, которые с трудом можно было обхватить вдвоем. Одно бревно упало мне на руку, сломало кольцо, которое так глубоко врезалось в мой палец, что мне нужно было разжать его зубами, чтобы стащить. А когда мы с трудом тронули с места салазки, я поскользнулась и не упала, а грохнулась на землю с такой силой, что мне показалось, что у меня просто отнялись ноги. Но это было не все, эти бревна надо было еще затащить без лифта по лестнице, на шестой этаж, распилить, разрубить на мелкие щепки и затопить нашу буржуйку, что мы и сделали. Откуда только силы брались.

Трубу от буржуйки выставили в форточку, и я радостно затопила ее, чтобы согреть комнату до прихода наших гостей. А их уже набралось, ни много ни мало, человек 20.

Было уже темно, кто-то вдруг постучал к нам в дверь. И я с перепугу, что, может быть, при полном затемнении на дворе из нашей форточки в трубу снаружи видно пламя, в панике бросила на раскаленную до красна печку мокрую тряпку, которая была у меня в руках. От горящей тряпки комната наполнилась черным удушливым дымом. Надо было скорее гасить печь, открывать окна, чтобы проветрить комнату, а гости должны были вот-вот уже прийти.

Среди наших гостей было также несколько человек, только что вывезенных из блокадного Ленинграда по ладожской ледяной Дороге Жизни. Их воспоминания были не просто грустные, тяжелые, а страшные. Но настолько свежие, что им было трудно удержаться от воспоминаний о них.

Одна молодая женщина, жена полковника, рассказала, как при эвакуации, где-то в Финском заливе на ее глазах утонули ее муж и дочь. Другая рассказала, как в Ленинграде их поместили в одной комнате, где уже было несколько семейств, из-за экономии тепла. Здесь стояла буржуйка. В ней жгли все: антикварную мебель, книги, картины — все-все, что могло гореть, но самое страшное было, когда голод дошел до предела.

И однажды, когда она вернулась с работы, открывая дверь, — рассказывала Лидия Семеновна, — что-то откатилось от двери в темноте. Она не видела, что это было. Но когда вошла в дом, она поняла все. На печке варилось мясо.

— Я выбежала из дому и ночевала в чужих холодных квартирах, и до сих пор стараюсь, но никак не могу освободиться от этого ужаса.

Это было то время, когда полуозверевшие от голода люди отрезали куски мяса от замерзших трупов, которые ни у кого не было сил убрать и похоронить. Семьи прятали трупы умерших членов семьи из боязни лишиться того кусочка хлеба, который полагался покойнику.

Среди наших гостей были и военные, только что вернувшиеся на короткую побывку прямо с передовых позиций фронта. Все были молодые, но успевшие за свою короткую жизнь пережить и повидать такое, что никому даже в страшном сне не могло привидеться.

И поэтому в этой холодной, пропахшей дымом и всем казавшейся такой уютной комнате при мысли, что еще один страшный 1942 год уже позади и что все мы еще живы, мы встретили 1943 год так приятно и весело.

Никогда больше в жизни я не встречала Новый год с таким чувством, даже в самых роскошных хоромах. Очень скоро многих из тех, с кем мы встречали 1943 год, в живых тоже не осталось.

Битва за Сталинград

А в это время с 17 июля 1942 года и до 2 февраля 1943 года шли страшные, кровавые оборонительные бои за Сталинград.

Наши войска, прижатые к берегу многоводной Волги, окруженные немецкими войсками и запертые внутри города, оказались в очень тяжелом положении. Вывозились только тяжело раненые, и то с трудом. Легко раненые бились до смерти. В огне, в грохоте, в дыму, захлебываясь в потоках своей собственной крови, они бились до последнего вздоха.

«Сталинград в огне» — это мало что говорит. Горел не только город, горела объятая пламенем Волга. Горела нефть, которая толстым слоем растекалась по Волге из разбомбленных барж из Баку (туда и рвались немцы). Сталинград в адском, несмолкаемом ни на минуту грохоте снарядов, превративших город длиной в пятьдесят километров в обгоревшую кучу развалин, где ночью было светло, как днем, от огня и пожарищ, а днем темно, как ночью, от разрыва снарядов, от дыма, копоти и пыли. Сталинград в потоках человеческой крови, заваленный сотнями тысяч человеческих тел, где битвы шли врукопашную за каждый этаж, за каждую комнату. Сколько тысяч человеческих жизней стоил Сталинград России, точно не знает никто.

Это почти слово в слово, что рассказал нам прибывший только что из Сталинграда в Москву военный из командно-политического состава армии Рокоссовского.

— Что делается в Сталинграде — невозможно описать, кошмар… Он завален трупами, из трупов строят баррикады, ими заграждают проезды. Где нужно расчистить хотя бы небольшой участок, трупы наших и немецких солдат складывают вместе в штабеля, поливают горючим и сжигают.

— Ведь это ужасно.

— Да, но дальше, — сказал он, — отступать нам было некуда, за нами была Волга.

Шла невиданная, неслыханная и самая кровавая битва за всю историю человечества.

— Сталинград — это место, это точка, где было поставлено на карту — быть или не быть Советскому Союзу. СССР — единственное место на нашей планете, где страной правит народ и народная коммунистическая партия. И на нас сейчас обращены взоры всего мира, и мы победим, мы должны победить, — закончил опаленный в боях наш друг.

И только в тот день, когда мы услышали по радио, что сдался в плен генерал Паулюс с армией в 91 тысячу солдат, всем стало ясно, что с этого момента мы находимся на пути к победе. Но нам предстояла еще очень долгая, тяжелая, кровопролитная борьба.

Уже погибли и еще должны были погибнуть миллионы наших лучших богатырей, наши родные братья не только за то, чтобы спасти нашу страну, а чтобы спасти, освободить весь земной шар от страшной фашистской чумы. Но вот о чем я очень жалею, что они не смогли спасти нашу страну от нашего тирана. Ведь всех этих миллионов жертв не было бы, если бы он не довел народ до такого критического состояния, не обескровил, не обезглавил всеми любимую, глубоко уважаемую нашу Красную армию.

Трудно, невыносимо трудно было в то время понять зачем, зачем надо было Сталину разгромить, разрушить всю мощь, всю силу нашей Красной армии, зачем понадобилось ему расстрелять сразу трех самых блестящих маршалов — Тухачевского, Блюхера, Егорова — и оставить при себе самые ничтожества. Ну кто может поверить, что эти маршалы сдали бы нашу страну немцам? А вот что при них войны бы не было — в это я глубоко верю. Это опять-таки выглядело так, как будто Сталин продолжает выполнять какой-то заранее запланированный заговор.

Не Сталина благодарить надо за победу, а наш великий народ. За то, что среди него нашлись еще новые великие полководцы, которых Сталин не успел до начала войны уничтожить. Но это он постарался сделать, и успешно сделал, когда война окончилась. Сталин, и только он, виноват в том, что Вторая мировая война унесла в могилу миллионы юношей, самый лучший цвет нашей страны.

Только вдумайтесь на одну секунду, тридцать — тридцать пять миллионов наилучших, крепких, здоровых, отобранных со всей страны. Это же сливки нашей страны, чем, кем и как можно их заменить?! Уничтоженные города, деревни и села, всю разрушенную промышленность можно отстроить и восстановить. Но кто и как может вернуть те таланты, те умные головы, которые полегли на поле боя?