Читать книгу "33 визы. Путешествия в разные страны - Юрий Александрович Жуков"

миллиарда марок, и уже в 1954 году порт принял и обслужил корабли, пришедшие из сорока четырех стран. «В конечном счете, — говорит начальник гавани, — мы выиграли в соревновании с конкурентами. Ведь мы все создали заново, а следовательно, приобретали самое современное оборудование и планировали погрузку и разгрузку вровень с требованиями века...»

Да, порт жил полнокровной напряженной жизнью. Всюду на причалах кипела работа. Сновали автопогрузчики, рычали гигантские грузовики и тракторы, мерно вздыхали насосы, выкачивавшие из трюмов огромных судов нефть, масло, вино, зерно, уходившие по трубопроводам. У одного из причалов мы заметили большое скопление чехословацких самоходных барж. Наши спутники тут же пояснили: двадцать процентов — одна пятая всего грузооборота Гамбурга — приходится на долю социалистических стран, входящих в Совет Экономической Взаимопомощи. Самая большая часть принадлежит Чехословакии — 1 200 000 тонн грузов в год. Чехословацкие самоходные баржи идут сюда по системе рек и каналов через ГДР, и здесь грузы переваливаются на борт морских и океанских кораблей. Поэтому у Чехословакии тут постоянные причалы.

Но наибольшую заинтересованность наши собеседники проявили в вопросе о развитии морских связей ФРГ с Советским Союзом — ведь уже сейчас Гамбургский порт обслуживает множество советских судов.

Мы прошли на катере мимо целого ряда кораблей с красной полосой и серпом и молотом на трубе. Вот «Сангарлес»: он только что привез горы бревен, купленных фирмами ФРГ в Советском Союзе. «Братск» прибыл из Южной Америки: он вез к нам бычьи и овечьи шкуры, а здесь, в Гамбурге, попутно добирал еще какой-то груз. «Николай Кремлянский» доставил из Судана в ФРГ хлопок. «Маршал Говоров» пришел из Марокко: он привез фосфат для ГДР, тут его перегружали на самоходные баржи, которые должны были уйти вверх по течению Эльбы.

Но больше всего меня поразило появление в Гамбурге речного советского судна «Сормовский‑7». Как оно появилось здесь? Оказывается, сейчас действует необычайно интересная комбинированная линия: Северное море — Балтика — Волгобалт — Каспий. И «Сормовский‑7» готовился принять грузы для далекого Ирана.

— Отсюда до Пехлеви они доберутся за каких-нибудь двенадцать дней, — заметил начальник гавани. — А если бы эти грузы отправить океаном вокруг мыса Доброй Надежды, их доставка отняла бы 36 суток! Кстати, по этой же линии — через Волгобалт — мы отправляли оборудование для советского автозавода в городе Тольятти...

— У нас есть еще одна интересная идея, — вмешался в разговор руководитель фирмы Гертнер, обслуживающей в Гамбурге советские корабли. — Может быть, вам она покажется фантастической, но уверяю вас, игра стоила бы свеч, как говорят французы. Ваш грузооборот, идущий через Гамбург, растет и будет возрастать еще больше. Сейчас он осуществляется главным образом по морю. Но ведь пропускная способность ваших балтийских портов имеет лимиты, а Гамбург и другие порты ФРГ пока еще располагают большими резервами; в частности наша гавань в ближайшее время будет существенно расширена. Сейчас вы пустили в ход свой международный автотранспорт — ваши грузовики уже идут по дорогам Европы. Это очень хорошо, и мы уже ведем дела и с вашей организацией, ведающей международным автотранспортом. Но еще большее значение для доставки грузов в Гамбург имеют железные дороги. Однако здесь есть препятствие: у нас узкая колея, а у вас широкая. И вот мы придумали такую штуку: почему бы нам с вами в предвидении нового развития торговых связей не проложить широкую железнодорожную колею от Бреста до Гамбурга? Ею могли бы воспользоваться и Польша и ГДР... На днях я поеду в Москву, буду говорить об этом проекте с советскими коллегами...

— Герр Гертнер у нас слывет человеком с большим воображением, — осторожно добавил начальник гавани, — но его проект в духе времени. Теперь все говорят о больших перспективах в наших экономических связях. Все это благодаря договору, который герр Брандт и герр Шеель подписали в Москве с господином Косыгиным и господином Громыко. Не знаю, как там в Бонне, а здесь, в Гамбурге, все на сто процентов поддерживают этот договор. Ведь мы люди дела, а дело требует хороших отношений с Советским Союзом.

Этот же мотив, хотя и не в столь решительной определенной форме, звучал и во многих других беседах в Гамбурге. У нас была интересная, хотя временами весьма острая дискуссия в институте экономики и политики «Хауз Риссен»; мы посетили ультрасовременный высотный дом редакции широко известного еженедельника «Дер шпигель» — с бассейном для сотрудников в подвале и коридорами всех цветов радуги — и долго разговаривали с руководящими работниками этого журнала; нас принимал в своем старинном, белоснежном, весьма респектабельном особняке издатель влиятельной газеты «Ди цайт» Буцериус; и как бы резко ни расходились наши позиции и как бы непримиримы ни были наши политические взгляды, всякий раз в конце концов звучал один и тот же рефрен: а все-таки нам надо встречаться чаще; а все-таки нам надо торговать и развивать связи, ведь Гамбург — это Ганза, а Ганза уже в средневековье имела активные связи с вашей страной...

Стремясь закрепить наше знакомство, руководители порта пригласили нас напоследок провести вечерок в старинной пивной в матросском квартале Сант-Паули, чтоб мы повидали не только, как Гамбург работает, но и как он веселится.

Это был огромный зал, своды которого терялись где-то в вышине, окутанные густыми облаками дыма от глиняных моряцких трубок, сигар и сигарет. На поперечных балках, скрепляющих могучие колонны, красовались лихие надписи: «Смакуй жизнь за кружкой пива», «Слава богу, что в этом ворчливом мире нельзя убить до конца удовольствие», «Не заставляй себя мучиться от жажды — в подвале еще много бочек».

За грубо сколоченными из толстенных досок столами на таких же грубых табуретках сидели тесными компаниями немецкие, английские, голландские моряки; какие-то шалые туристы, занесенные сюда неожиданным ветром; купцы, совершающие сделки за кружкой пива; некие личности весьма подозрительного свойства — при виде таких степенный гамбуржец хватается за карманы; сидели тут и работяги-докеры, заглянувшие в пивную после работы. Дородные служанки циркулировали между столами, ухитрялись держать в своих крепких руках по десятку стеклянных кружек, ухватив каждую за ухо.

На деревянном помосте бесновался — именно бесновался, я не подберу другого слова — баварский духовой оркестр. Такие же упитанные, как и служанки, трубачи в коротеньких замшевых штанишках и тирольских шляпах лихо выводили популярные мелодии. Наши гостеприимные хозяева быстро заразились общим настроением, — они стучали в такт оркестру двухлитровыми кружками по дубовому столу, расплескивая пышную пену, раскачивались, подпевали и вместе со всеми поощрительно кричали: «Вундербар!» («Чудесно!»).

Но вот оркестр заиграл еще громче — это была знаменитая «Розамунда». Все вскочили сначала на табуретки, потом на столы, обхватили друг