Читать книгу "Пестрые истории - Иштван Рат-Вег"

Венгерский ученый просто не мог сомневаться по поводу сообщения такого авторитета, как Пигафетта[210], товарищ самого Магеллана в его кругосветном путешествии. Он сам видел и даже трогал листья такого дерева. Эти листья, — писал он, — через какое-то время, как опадут, не высыхают, а на своих стебельках, будто на ножках, идут дальше и ходят туда-сюда.

Современная наука опровергла выдумки про такой неправильный лист. Это не жукообразный лист, а всего лишь жук-лиственник. Его научное название Рhyllum, он имеет несколько разновидностей, обитает в Индии, Австралии и Южной Америке. Этот необычный жук принимает цвет и форму древесного листа, к которому прилипает и пьет его соки. Если он почему-либо соскочит с листа, то, конечно же, случайному наблюдателю покажется, что это сам лист прохаживается туда-сюда.

Чудеса превращений

Если уж древесный лист может превратиться в жука, то почему бы цветам не превращаться в птиц? Это чудо происходит в Китае. Есть там одно дерево, а на нем цветы, из чашечки такого цветка получается очаровательная, с красным клювом и прелестными перышками птичка, она так красива, что похожа на порхающий цветок. Но жизнь ее длится столько, сколько жив материнский цветок; как только он увядает, и ее жизни приходит конец.

Путешественники привозили с Востока подобных вестей хоть отбавляй. Кто не берется пройти по их следу и проверить на месте, тому придется поверить им на слово. Что, к примеру, в Бразилии из некоторых коконов вылетает не бабочка, а птичка; а вот в Китае водится такая птица, которая летом в лесу порхает с ветки на ветку, а зимой улетает к морю, бросается в воду и превращается в рыбу.

И вот опять мне приходится защищать Яноша Чере Апацаи, за то, что он пишет об одном необыкновенном существе, которое одновременно выступает как животное и растение.

«Baccharas, — пишет он, — корень-животное. Пышно произрастает в стране евреев, а если кто захочет его выдернуть, то бежит от покусителя; поймать его невозможно, если не припорошить известным средством».

Венгерский ученый, определенно, полагал, что на классическом древнегреческом языке можно было писать только правду, и свято уверовал в то, что Иосиф Флавий в своей книге об Иудейской войне рассказал об этом корешке-звере.

«В долине Ваагаз, — пишет Флавий, — есть корень с таким же названием. Огненно-красного цвета, ночью испускает светящиеся лучи. Трогать его и выдергивать невозможно, потому что одно прикосновение к нему означает верную смерть. Единственный способ его безопасно добыть — это осторожно обкопать его, на обнажившийся корень набросить петлю, к концу которой привязывают собаку. Собака по команде устремляется к хозяину, выдергивает корешок из земли, но сама тут же погибает. Теперь уже корня опасаться нечего. Несмотря на опасность, связанную с его добычей, спрос на него велик, потому что он изгоняет демонов, прячущихся в теле человека и убивающих его» (книга VII, глава 6).

Скорее всего, сам Иосиф Флавий, доверившись авторитету какого-то другого писателя-классика, легендарную мандрагору поселил в долине Баарас.

Несгораемая саламандра и гиппопотам, рвущий себе жилы

Если полистать еще старинные фолианты с застежками, то поневоле покачаешь головой по поводу некоторых «научных» сплетен.

На пожелтевших страницах резвится в огне не горящая саламандра. Огонь не приносит ей никакого вреда, она без опаски ходит сквозь пламя; она так холодна, что порой гасит его, как если бы в огонь бросили кусок льда. Один путешественник-лапландец заверял научную общественность, что в глубине тамошних огнедышащих вулканов водятся саламандры; огонь для них точно такая же родная стихия, как вода для рыб.

А вот навстречу читателю, тяжело ступая, тащится бегемот; о нем не постеснялись распространить сплетню, что якобы когда он слишком толстеет, то начинает тереться об острые обломки сухого тростника и раздирает себе вены. Крови выпускает столько, сколько считает нужным, чтобы его толщина спала до желаемых размеров, тогда начинает валяться в иле, чтобы залепить кровоточащие раны. Впрочем, это достаточно хитроумное животное: чтобы обмануть охотника, он заходит в воду, пятясь задом. Следы и в самом деле вводят охотника в заблуждение, он думает, что бегемот ушел, и перестает его выслеживать.

Читатель также узнает, что у короля зверей, льва, тоже есть одна слабость: он боится петуха, заслышав петушиное пение, трусливо уходит.

Такое недостойное поведение царственного зверя пробовали объяснить с помощью астрологии. Астрология учит, что оба эти представителя животного мира подчинены знаку Солнца. В отношении петуха космическое влияние сильнее, это он и сам чувствует, поэтому на рассвете приветствует громким криком своего покровителя. Стало быть, лев побаивается не мелкого жителя скотного двора, а отступает перед любимчиком самого Солнца.

Эту славную теорию однажды опроверг один лев-разбойник: вырвавшись из своей клетки, он вломился на птичий двор и, наплевав на астрологию, сожрал без всякой пользы раскукарекавшихся петухов.

Впрочем, кривотолки попали даже в геральдику. Францию в ее гербе когда-то символизировал петух. Такой чести он удостоился, предположительно, благодаря латинскому слову gallus. Оно равным образом обозначает петуха и представителя галльского племени. На старинных изображениях часто видим враждебных львов, убегающими от французского петуха. Однако же герцог Мальборо после своих победоносных походов велел на воротах лондонского дворца вырезать в камне британского льва, разрывающего галльского петуха.

Лунная женщина-курица

Немилосердно толстые старинные книги по естественной истории украшают красочные иллюстрации. Воображение художников-рисовалыциков вызвало к жизни даже несуществующих зверей и птиц: в реалистическом изображении появляются змей, василиск, единорог, змея о семи головах и прочие чудеса животного мира.

Самое несусветное творение разыгравшейся фантазии рисовальщика — женщина селенитида. Это была такая несусветная чушь, что даже Бейль почел нужным заняться ею (в своем «Dictionnaire» под вокабулой «Helena»). Он разыскал оригинальный источник этой выдумки и обнаружил, что эта легенда была порождена буквенной опиской. Кто-то из переписчиков в мифе про Геракла вместо Hèrodoms'а по ошибке сделал автором этой легенды Геродота (Hérodotos). Первый занимался кругом легенд о Геракле и аргонавтах, то есть собирал мифы. Если бы миф о селенитиде вышел за его подписью, то все бы так и поняли, что речь идет о сказке. Но если уж это подписано Hérodotos,то есть самим отцом истории, то места сомнениям быть не может.