Читать книгу "Наказание наградой. Что не так со школьными оценками, системами мотивации, похвалой и прочими взятками - Альфи Кон"

Утвердительное определение ВМ, которому благоволят теоретики, открывает настоящий ящик Пандоры (чтобы не сказать ящик Скиннера) разнообразных сложностей. Главный вопрос, рассматриваем ли мы ВМ в разрезе желания заниматься конкретным делом или в разрезе определенных качеств, и шире – мотиваций, которые определяют человеческое существо. В последнем случае нас, естественно, интересовало бы, что же это за качества. В список номинантов включают желание «хорошего самоощущения»[960], «настрой учиться и вырабатывать мастерство»[961] и потребность в компетентности и самодетерминации[962], равно как и, вероятно, желание связи с другими людьми и сопричастности им[963].

Можно ли доказать, что любая из этих потребностей или все они врожденные или универсальные, и если да, то представляют ли они собой самую фундаментальную мотивацию для человека, – это вопросы для совсем другого исследования. Что сейчас меня интересует, так это взаимосвязь каждого из этих качеств с темой внутренней мотивации. Эта связь в основном зависит от того, как мы ставим вопрос. Если нас интересует, что имеется в виду, когда говорят, что люди – это внутренне мотивированные организмы, или почему люди хотят делать столько разных вещей, нам бы принесла явную пользу попытка выявить некоторые главные побуждения или потребности. Но если все, что нам важно, – это понять, что означает, когда говорится, что люди (или определенный человек) внутренне мотивированы выполнять конкретную задачу, тогда будет достаточно в ответе отталкиваться от привлекательности этой задачи. Для этого нам, видимо, хватит определения, предложенного в начале текста, хотя оно не пытается постулировать даже базовую потребность людей испытывать на прочность свои силы.

Когда же определение ВМ выходит за пределы желания человека выполнять конкретное дело, у нас появляются другие проблемы. Одна из них в том, что более широкие цели человека, отнесенные к числу внутренних (как, например, изучать окружающий мир или самовыражаться), на деле могут мешать ему фокусироваться на конкретной задаче. Может случиться так, что мне придется выбирать между моей природной любознательностью и сосредоточенностью на работе, которую я в данный момент выполняю. Иными словами, два подхода к пониманию ВМ могут направлять нас в противоположные стороны[964].

Другая проблема в том, что иногда неясно, определяющая ли для ВМ эта характеристика или просто эмпирически связана с ней. Тут так: либо внутренне мотивированные люди автономны, либо автономия – это составная часть того смысла, который мы вкладываем в словосочетание внутренне мотивированный. Если мы пытаемся принять и то и другое, наш аргумент закольцовывается. Даже те, кто обстоятельно писал на тему ВМ, временами несколько недопонимают, предполагает ли ВМ вовлеченность в задачу по определению или ВМ (в какой-то иной дефиниции) усиливает вовлеченность в задачу.

Наконец, нам следовало бы решить, встраивать ли в наше понимание ВМ ситуационные элементы. Вот конкретный пример: люди часто теряют интерес к задаче, когда постоянно выполняют ее в течение длительного времени[965]. Означает ли это, что человек на самом деле не был по-настоящему внутренне мотивирован выполнять эту задачу? Или ВМ сама частично следствие новизны? Поскольку интерес – явление очень переменчивое, должны ли мы избегать привязки мотивационных свойств к деятельности? И как насчет привязки мотивации к действиям, если все зависит от обстоятельств?

Давайте отложим в сторону эти концептуальные проблемы и изучим очень практический вопрос: как измеряется ВМ применительно к конкретной задаче. Начиная с ранних экспериментов Деси, существуют в основном две методики: опрашивать людей, как они относятся к работе, которой занимаются, и наблюдать их поведение, чтобы выяснить, сколько времени они на нее тратят (в отсутствие внешней мотивации), когда у них есть выбор. Это два достаточно прямолинейных (что и привлекает) способа разобраться, что такое ВМ.

На самом деле обе методики не лишены недостатков. Способ, основанный на отзывах самих испытуемых, при всей своей неоспоримой полезности, заставляет задуматься, насколько точно люди описывают свое отношение (чувства) или, в ряде случаев, понимают ли они сами, что испытывают (что немедленно вызывает к жизни целый сонм философских вопросов). Преувеличивают ли объекты эксперимента удовольствие от того, что их просили сделать, по той причине, что это именно тот ответ, который, по их мнению, желает услышать экспериментатор? И поступают ли так чаще люди одного типа, чем другого, отчего возникает вероятность, что показатель ВМ на самом деле вообще измеряет нечто совсем другое?