Читать книгу "Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков - Теодор Гладков"

Помните крылатое выражение: «ядерный щит Родины», созданный якобы титаническими усилиями советских ученых, инженеров и рабочих? На девяносто процентов то был самый настоящий политический блеф, умело сформулированный и долгое время успешно поддерживаемый советской пропагандой и разведкой.

Да, мы создали атомную бомбу, а затем и водородную. Но произведено их было во много раз меньше, чем в США. В лучшем случае, ими можно было бы нанести удар возмездия по считанным целям противника, но о том, чтобы выиграть с их помощью Третью мировую войну, не могло быть и речи.

Вспоминается и знаменитое высказывание Никиты Хрущева, что в Советском Союзе межконтинентальные баллистические ракеты выпускаются чуть ли не в таком же количестве и с такой же скоростью, как сосиски. То была типичная хрущевская мистификация. Не было тогда у нас таких и столько ракет. На ноябрьских и майских парадах по Красной площади возили фанерные муляжи. Впрочем, с сосисками тоже дело обстояло неважно…

Между тем у американцев было не только достаточно ракет, оснащенных ядерными боеголовками, но имелись и засекреченные карты с нанесенными на них объектами для бомбардировки в назначенный и объявленный день «Х».

Своевременным оповещением руководства своей страны о возможной угрозе, сбором конкретной информации из самых опасных точек достоверных данных, скажем, о дислокации размещенного в них оружия, в первую очередь, ядерного, и тому подобном, и должна была заниматься нелегальная разведка.

Ее развертывание подстегивало то обстоятельство, что во многие районы и конкретные географические пункты, жизненно интересующие нашу страну, разведчики, действующие с легальных позиций, просто не имели возможности проникнуть. К тому же, находясь, к примеру, в Вашингтоне, разведчику весьма сложно, а то и невозможно завербовать агента, служащего на военной базе где-то на Аляске.

Наконец (и это далеко не последнее обстоятельство), без нелегалов трудно, подчас просто нельзя собирать информацию о странах, с которыми у СССР не существовало дипломатических отношений.

Это означало, что сеть разведчиков-нелегалов отныне создавалась исходя не из интересов одного или двух отделов по географическому принципу, но для решения новой, глобальной по масштабам задачи. Отдаление от территориальных отделов означало и полную автономию от легальных резидентур в каждой конкретной стране. Это обеспечивало высшую степень засекреченности, следовательно, и безопасности разведчика-нелегала.

Разведчику-нелегалу всегда тяжело. Даже если минует его горькая участь разоблачения, ареста, долгого тюремного заключения… Главная причина — фактически полный отрыв от Родины (если не считать, конечно, духовных уз с ней, но это уже из области метафизики). Легальный разведчик, действует ли он под прикрытием дипломатического паспорта или журналистской аккредитации, всегда едет за рубеж на четко определенный срок (хотя продление командировки явление довольно частое). С ним его семья, с которой дома, да и на людях или по телефону он говорит на родном языке. Он регулярно ездит в отпуск в свою Тулу или Омск. В посольстве смотрит советские (русские) кинофильмы, встречается с приезжающими на гастроли артистами, иногда даже сопровождает их в экскурсиях по городу, читает, хоть и с опозданием, привычные «Известия» и «Вечерку». У него на квартире — в Нью-Йорке, Токио или Париже — стоят книги русских классиков и современных писателей. Здесь, за рубежом, можно купить даже то, что на Родине было либо жутким дефицитом, вроде Набокова, либо вообще запрещено, к примеру, все книги Солженицына.

Для нелегала три-четыре года вообще не срок. Порой столько лет у него уходит даже не на работу, а лишь на оседание и легализацию. Он должен как бы отлучиться от родного языка. Супруги Федоровы признавались, что даже дома никогда не позволяли себе говорить по-русски, и не потому, что опасались «подслушки», но чтобы потом, при общении с местными жителями, не допускать и намеков на русизмы в своей речи. Они не могли держать дома русские книги, тем более советские. Разве что романы Толстого или Достоевского в переводе. Они не читают московские газеты, могут только позволить себе изредка и вне дома, где-нибудь на лоне природы поймать московскую радиостанцию на транзисторном приемнике.

Нелегал лишь в исключительных случаях ездит домой «в отпуск». Правда, известен уникальный эпизод, когда советского разведчика, фирма, в которой он работал, командировала в Москву для заключения торговой сделки в сопровождении еще нескольких сослуживцев. Слава Богу, он не был исконным москвичом и в советской столице не встречал приятелей на каждом шагу, но все же… Самое трудное, по его признанию, это было делать вид, что ни на самих переговорах, ни при посещении театра или магазина он не понимает русского языка! Еще труднее было удержаться, чтобы не поправить переводчика, когда тот совершал ошибки, плохо зная специфическую терминологию.

Через много лет ему, дабы доставить удовольствие, дали почитать донесения сотрудников 7-го управления, ведающего наружным наблюдением, о своем собственном поведении в ту памятную поездку. Уж какие опытные ребята, многие служили в «семерке» по 10–15 лет, ни на миг не усомнились, что иностранец, которого они «пасли», их соотечественник и сослуживец!

Нелегалы порой годами не имеют известий о судьбе своих родственников. Семьи нелегалов, а таких в советской внешней разведке было достаточно много, порой боятся заводить детей на чужбине: ведь их надо растить и воспитывать как иностранцев! А когда возвращаются окончательно на Родину, обзаводиться потомством бывает уже и поздно.

А что значит «вернуться домой» после долгих лет пребывания за рубежом? Какие-то родные и друзья уже умерли, кто-то давно живет в другом городе, а то и стране. Наконец, они просто отвыкли от московского быта, обычаев, традиций, норм поведения… Удручающе может действовать и неустроенность жизни, дефицит на все, от цветных телевизоров до туалетной бумаги, вечные и бесконечные очереди, хамство продавцов…

К рутинной аппаратной работе бывшие нелегалы, как правило, не способны, просто не обладают опытом для исполнения тех служебных обязанностей, что могли бы быть им поручены в соответствии с воинскими званиями на момент возвращения. Потому либо пребывают в консультантах, либо преподают в чекистских учебных заведениях. Иногда, в редких случаях, выезжают в кратковременные командировки на «штучные» задания. Нелегалы не только марафонцы разведки, они и ее рядовые пехотинцы, до каких бы офицерских званий не дослужились.

Читатель, надеюсь, проникся осознанием того, насколько трудно подготовить и внедрить в нужной точке одного-единственного (или супружескую пару) нелегала. А между тем в Советском Союзе была создана и продолжает свое существование в Российской Федерации единственная в мире системная сеть нелегальной разведки! Именно к этому стремился в свое время Александр Коротков и его преемники.

Разведке вообще, нелегальной особенно, присуща одна, принципиально неустранимая, извечная несправедливость: подавляющее большинство ее героев (и в переносном, и в буквальном смысле слова — с Золотыми Звездами) до конца дней своих пребывают в неизвестности. После смерти тоже. Безусловно, Вильям Фишер (Абель) и Конон Молодый — о них речь впереди — разведчики выдающиеся. Но и они, скорее всего, по сей день оставались бы безвестными героями «невидимого фронта», если бы не провалы, пускай и не по их вине! Таков уж горький парадокс профессии. Чтобы прославиться на весь мир, требуется на каком-то витке жизненного и служебного пути потерпеть неудачу и очутиться в чужой тюрьме.