Читать книгу "Царство селевкидов. Величайшее наследие Александра Македонского - Эдвин Бивен"

ситуации склонило Лисия к тому, чтобы примириться с иудеями-националистами[1566].

И сами националисты тоже были не против того, чтобы воспользоваться этим выходом из ситуации, в которую их поставило присутствие такой армии, как армия регента. Их послы – Иоанн и Авессалом – привезли Лисию письменное заявление о своих намерениях. В то же самое время они обратились с просьбой к каким-то римским посланникам, которые находились в тех местах: возможно, те возвращались из Александрии в Антиохию[1567]. Просьбы мятежников передали к двору Антиоха, и, судя по всему, римские посланники их поддержали. Возможно, и сам Лисий, который имел полномочия делать определенные уступки, посоветовал помириться. В любом случае теперь совет при мальчике-царе Антиохе Евпаторе отказался от политики Антиоха Эпифана. Рескрипт, посланный относительно вопросов, поставленных Лисием, предоставил иудеям полную свободу исповедовать религию своих отцов; древние иудейские институты в Иерусалиме должны были быть восстановлены, а тем, кто вернется в Иерусалим в течение определенного времени, предоставлена амнистия. Однако националисты, видимо, не получили всего, что желали. Им, скорее всего, пришлось согласиться на некоторый modus vivendi со своими соотечественниками, которые отождествляли себя с эллинизмом и домом Селевкидов. Следует обратить внимание, что Менелай, который из всех людей более всего был ненавистен националистам, остался у власти. Видя, как развивается ситуация, он взял на себя представлять нужды иудеев в Антиохии, и двор отправил его руководить работой по примирению. Гарнизон, конечно, остался в акрополе.

Этот рескрипт отменил конец первой фазы борьбы Маккавеев. Теперь с иудейской религии был снят запрет; дело, за которое сражались до этого националисты, – свобода иудаизма – одержало победу. Отныне когда они брались за меч, то для того, чтобы сражаться уже не за религиозную, но за политическую свободу.

Семейство Хасмонеев и люди, которые следовали за ними, теперь получили доступ к Иерусалиму. Беженцы вернулись в свои дома. В декабре следующего года (164) последовало восстановление древнего культа в Храме. Алтарь Зевса разбили и камни от него выбросили в нечистое место. Древний алтарь для всесожжений, на месте которого поставили языческий, уже нельзя было использовать снова. Камни от него поместили в особое место на храмовом холме, «пока придет пророк и даст ответ о них»[1568]. Сделали новый алтарь, и 25-го числа месяца Хислев дым первого жертвоприношения поднялся к Господу – в тот самый день, в который за несколько дней до того Храм был осквернен. В течение восьми дней происходили церемонии переосвящения. Это был момент, который следовало запомнить, и впоследствии годовщину этого события Израиль праздновал на празднике Очищения[1569].

К моменту кончины Антиоха Эпифана юный Антиох Евпатор, которому теперь было девять лет, стал единственным правителем. Администрация, разумеется, находилась в руках тех, кого беспорядочный фаворитизм Антиоха Эпифана вознес к власти, – жалкие людишки вроде Гераклида Милетского и его брата Тимарха; под властью этих вымогателей стенали все восточные провинции. От резкой политики Антиоха Эпифана отказались; царство вошло в период инерции и низости. Этот результат с огромным удовлетворением видели в Риме, и они не собирались ослаблять захвата, в котором держали в плену законного наследника трона Селевкидов – Деметрия, сына Селевка[1570].

История тех дней в Сирии дошла до нас только в той мере, в которой она касается иудеев. Это показывает нам, что новая военная власть, созданная братьями-Хасмонеями вступила в конфликт со всеми соседними народами. В той картине ситуации в Южной Сирии, которую мы видим, власть селевкидского двора кажется просто призрачной. Только на Филистимской равнине она представляет собой что-то существенное: здесь Горгий, полководец-неудачник при Эммаусе, удерживал Замнию (на большой дороге к северу от Азота) с царским гарнизоном. Идумеи (эдомиты), народы между Иорданом и восточной пустыней, арабские племена кажутся особенно независимыми.

Однако почти все эти народы объединились, сочувствуя селевкидскому правительству, в своей общей ненависти к иудеям. Разделение в этом конфликте проходило не между эллинами и азиатами, а между Израилем и язычниками. Правда то, что усердие, с которым языческие народы Сирии перенимали эллинскую культуру, сосредотачивалось в основном в новых городах: может быть, это имело какое-то отношение к их ненависти к племени, которое упорно оставалось «варварским». Следует отметить, что арабы-набатеи, наименее затронутые движением эллинизма, по-дружески относились к иудейским мятежникам[1571]. Однако в городах Сирии успехи националистов, и прежде всего восстановление древнего ритуала, зажгли пламя ненависти к иудеям. Небольшие общины иудеев, обитавшие среди язычников, оказались в опасности: их готовы были истребить. В области Тоб за Иорданом (современная Тайзиба напротив Бет-Шана?) резня действительно состоялась. Вспышка произошла и в Идумее, и отряды иудеев были осаждены в крепости, где они укрылись. Странствующие компании иудеев были отрезаны на дороге мародерствующим племенем бени-байан («сыны Веана»)[1572].

Однако и у иудаизма был свой защитник. Братья-Хасмонеи провели несколько рейдов с целью отмщения в соседние области. Хронология этих войн с соседями довольно запутана. Возможно, они начались еще до возвращения националистов в Иерусалим[1573]. Однако их характер был более понятен. В противоположность с позднейшими хасмонейскими войнами, их целью была концентрация иудаизма, а не его распространение. Иудейские колонии не появлялись в землях язычников, однако иудейские общины, которые уже обитали там, возвращались en masse в Иудею. Общины язычников, которые не проявляли враждебности к евреям, судя по всему, не пострадали. Про набатеев мы уже говорили. Греческая колония в Скифополе (Бет-Шан) защищала живших нам иудеев и получила благодарность от Иуды, когда он прошел там со своими отрядами[1574]. С другой стороны, везде, где иудеев преследовали, происходила жуткая резня. Прямо говорится, что в Восоре и Масфе Иуда казнил всех мужчин[1575].

В то время как таким образом царский мир был нарушен в Южной Сирии агитацией против иудеев и кровавых карательных мер, националисты и друзья селевкидского правительства отнюдь не уживались в Иерусалиме мирно.

Первые господствовали, и их противникам приходилось нелегко. Теперь пришла очередь националистов преследовать. Тех, кто был виновен в эллинизации, казнили, и их имущество захватывала господствующая партия. Остаток эллинистической партии бежал. Некоторые укрылись на акрополе. Других приняли в крепости Идумеи[1576]. Их протесты достигли антиохийского двора. Нужно ли было оставлять лоялистов на произвол мстительных мятежников? Для селевкидского двора делом чести было защищать тех, кто их поддерживал.

Было очевидно, что соглашение, устроенное Лисием, нарушилось, и двор был сердит на Менелая, который более или менее был за это ответствен. Селевкидское правительство должно было действовать не только ради лоялистов. Иуда оказывал серьезное давление на гарнизон акрополя – единственную опору Селевкидов в Иудее.