Читать книгу "Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России - Лилия Кузнецова"

Русской эмиграции удалось увезти с собой сравнительно немного. Кстати, вдовствующая императрица Мария Феодоровна взяла на борт вывозившего её из Крыма английского корабля только одно, подаренное ей сыном на Пасху 1916 года «Яйцо с георгиевским крестом» – единственное яйцо с «сюрпризом», пересёкшее границу в руках своего законного владельца, да еще шкатулку с драгоценностями.

Третий сын Карла Фаберже, Агафон Карлович, бывший оценщик Кабинета и знаток Бриллиантовой комнаты Зимнего дворца, в 1921 году не по своей воле, а добровольно-принудительно вынужден был согласиться участвовать в работе комиссии экспертов по оценке, разбору и отбору по постепенности продаж российских регалий и коронных драгоценностей.

По Брест-Литовскому договору с Германией, заключённому 3 марта 1918 года, требовалась выплата репарации в 863 625 тысяч рублей, нужны были средства и на «мировую революцию». Путь указал Кромвель, после казни Карла I пустивший с молотка все драгоценные вещи английских королей. Затем правительство французской республики создало исторический прецедент изданием 10 декабря 1886 года декрета о продаже с аукциона большинства коронных драгоценных вещей и камней. То же произошло и с сокровищницей свергнутого в 1909 году турецкого султана Абдул-Гамида II. В России же для выполнения наказа председателя Совнаркома В.И. Ульянова-Ленина «Собрать, сохранить, реализовать» учредили 3 февраля 1920 года Государственное хранилище ценностей (или сокращённо Гохран), производящее срочную работу по разбору, сортировке и подготовке ценностей к экспорту, которое 24 ноября 1920 года Совет Труда и Обороны постановил отнести «к числу ударных предприятий, подлежащих удовлетворению в первую очередь необходимыми строительными материалами, топливом, рабочей силой, а также продовольствием и предметами первой необходимости – работающих по разборке, учёту и хранению ценностей».[1013]

14 января 1922 года специально созданная комиссия во главе с заместителем «Особоуполномоченного Совнаркома по учёту и сосредоточению ценностей» Льва Давидовича Бронштейна-Троцкого, бывшим порученцем PB С и командующим войсками Харьковского военного округа Георгием Дмитриевичем Базилевичем приступила к экспертизе и отбору хранившихся в Оружейной палате ценностей, в том числе и ящиков с сокровищами «Бриллиантовой Комнаты». Комиссия перед началом работы вынесла заключение, что регалии и драгоценности Короны являются национальным достоянием и не могут быть проданы или отчуждены.[1014]

В марте-апреле того же года ящики с ними вскрывались в Серебряном зале на верхнем этаже музея при температуре минус 4 С°. Академик А.Е. Ферсман вспоминал: «Мы собираемся в единственной отапливаемой комнатушке Палаты: уполномоченный Совнаркома Г.Д. Базилевич, представитель Рабкрина В.А. Никольский, хранитель Оружейной палаты М.С. Сергеев, представитель Главнауки Д.Д. Иванов, Исторического музея – В.А. Орешников. Среди них и я как специалист по камню. Громыхают ключи. В тёплых шубах, с поднятыми воротниками мы идём промёрзшими помещениями Оружейной палаты. Вносят ящики».[1015]

Скипетр оказался в самом ценном из сундуков, кожаном, с короной на крышке, который пришлось взломать 8 апреля 1922 года в 12 часов 25 минут в присутствии Г.Д. Базилевича, поскольку ни один из доставленных из Политуправления ключей к нему не подходил.[1016]

Особым актом от 10 апреля 1922 года коронные бриллианты и регалии Особоуполномоченным Совнаркома по учёту и сосредоточению переданы на хранение в металлофонд Гохрана. Само Государственное хранилище ценностей располагалось в доме в Настасьинском переулке на Тверской, оборудованном специальными кладовыми и подземными галереями, которые в случае чрезвычайных ситуаций должны были заливаться водой.[1017]

Теперь разбор коронных вещей, собранию которых в 1922 году присвоили название «Алмазный фонд РСФСР», а с 1924 года, после образования и оформления союза респуб-лик – «Алмазный фонд СССР», производила комиссия под председательством академика-минералога А.Е. Ферсмана. В ней участвовали знающие ювелиры-оценщики А.К. Фаберже, А.Ф. Котлер, Б.Ф. Масеев, А.К. Бок, А.М. Франц и эксперт Гохрана Н.А. Дмитриев,[1018] причём художественная оценка осуществлялась директором Эрмитажа С.Н. Тройницким и заведующим Оружейной палатой Д.Д. Ивановым.

Сотрудники Гохрана вынимают камни из ювелирных изделий. 1923 г.

Уже после своего бегства с семейством по льду Финского залива за границу Агафон Карлович Фаберже с юмором рассказывал, как его приглашали в эксперты. Ювелира для «профилактики» и большей сговорчивости с новыми хозяевами жизни, без предъявления каких-либо обвинений, дважды бросали в тюрьму: сначала он просидел полтора года, а затем еще девять месяцев. Но было странно, что никто не преследовал его жену и не трогал его сокровищ. Однако оказалось, что бывший оценщик Кабинета нужен власть предержащим как знающий специалист и лучший знаток коронных вещей и фамильных драгоценностей царской семьи, а поэтому следовало сделать его посговорчивее.

Едва он оправился от последнего заключения, как к нему явился крестьянин в овчинном тулупе с личным посланием высочайше курировавшего работу по разбору бесценных сокровищ и отвечавшего тогда перед большевистской партией за их реализацию Л.Б. Троцкого, который просил ювелира приехать в Москву для работы в комиссии по Регалиям и коронным бриллиантам.

Извинившись, Агафон Карлович отказался от приглашения, сославшись на состояние здоровья. Через месяц к нему приехал господин в шляпе-«котелке» с тем же письмом, и снова бывший оценщик Кабинета отклонил приглашение. Однако когда через несколько дней в три часа ночи раздался резкий троекратный стук в дверь, вызвавший у жены ювелира истерику, а представшие на пороге три лихих красногвардейца вручили хозяину очередное, но с тем же содержанием и написанное в самой дружественной манере письмо от того же грозного адресата, столь «вежливое» и настоятельное приглашение пришлось принять.

Правда, А.К. Фаберже выдвинул свои условия: он должен ехать в Москву с женой и сыном, где семейству предоставят удобную квартиру. Вдобавок уже по приезде в ставшую снова столицей «первопрестольную» ювелир отказался взяться за работу, если не будут сделаны в натуральную величину фотографии каждого изделия, а в каталог не внесут вес каждого крупного самоцвета и большой жемчужины.[1019] Агафон Карлович прекрасно понимал, что только так можно увековечить собрание сокровищ Русской Короны, так как после осуществления продаж, планируемых правительством, вещи разлетятся по разным зарубежным частным владельцам.