Читать книгу "Ртуть - Калли Харт"

Спросила я. Но Фишер, казалось, не слышал меня. Вот дерьмо. Если он не собирался отвечать мне, то остальным придется ввести меня в курс дела, потому что мой мозг был готов взорваться.

— Почему укус Малкольма так отличается от укусов других вампиров? — спросила я, требовательно глядя на Рена, словно провоцируя отмахнуться от вопроса. К счастью, он ответил.

— Малкольм был первым пострадавшим от проклятия крови. Самым первым. Когда Рюрик Дайант, последний ивелийский король, нашел лекарство, Малкольм был одним из немногих, кто решил остаться вампиром. На протяжении веков остальные, принявшие проклятие, планомерно уничтожались, пока не остался только Малкольм. Ходили слухи, что Малкольм каким-то образом поглотил их силу. Ему тысячи лет, он бессмертен и не стареет. С каждым годом он становится все сильнее и сильнее. Его яд обладает невообразимой силой. Когда один из его лордов кусает жертву, он может питаться, не убивая. Если они кусают одного и того же человека несколько раз, в конце концов он становится очарованным…

— Вот. Это слово. Что это значит?

— Жертва привязывается к вампиру, который ее укусил, — сказал Лоррет, вступая в разговор. — Ее жизненной целью становится удовлетворение его потребностей. Она будет служить ему едой и исполнять все желания своего хозяина, не задумываясь о себе. Неизбежно хозяевам становится скучно, они осушают их, и тогда рабы умирают. Через три дня они обращаются, и становятся теми, кого ты видела на реке.

— Но Эверлейн… — Я больше ничего не могла сказать. От одной мысли о том, как этот ублюдок впивается зубами в ее шею, мне хотелось блевать.

— Малкольму достаточно укусить один раз, чтобы создать раба. Эверлейн теперь полностью под его контролем. Даже если бы мы ворвались в Аммонтрайет и сумели освободить ее, она бы не ушла. Она бы сражалась с нами, чтобы угодить своему хозяину. А чуть меньше чем через пятьдесят шесть часов она умрет.

— Не говори так! Мы не можем знать этого наверняка. Он может решить не осушать ее. Может, он просто использует ее как разменную монету для…

— Яд Малкольма смертелен, Саэрис. Достаточно одной капли. Теперь ему не нужно осушать ее, чтобы убить. Дело сделано. Перед Эверлейн лежат только два возможных пути. Если Малкольм позволит ей выпить его крови, и она действительно это сделает, то она обратится и станет кем-то вроде лордов Малкольма. Если же она откажется пить кровь Малкольма, или он откажет ей в этом, то она умрет и вернется вампиром.

Эти слова как-то проникли в Фишера. Задели что-то глубоко внутри и разрушили стену, за которой он пытался спрятаться. Он встал из-за стола, резко вдохнул и провел руками по волосам.

— С возвращением, — прошептал Рен.

Фишер собирался что-то сказать, но тут пола палатки отлетела в сторону, и вошла Дания, все еще одетая в свои доспехи, оставшиеся после сражения. Ее глаза пылали гневом. Она зарычала, оскалив зубы, и бросилась через палатку прямо на Лоррета.

— Дания… — попытался остановить ее Рен. Но было уже поздно. Женщина-воин занесла кулак и ударила Лоррета в лицо. Он видел, что она приближается. Он выпрямился и сложил руки на груди, но не сделал ничего, чтобы помешать ей. От ее удара у него из носа хлынула кровь.

— Ублюдок! Отдай его мне. Отдай мне мой гребаный меч!

— Это больше не твой меч, Дания, — сказал Фишер.

— Черта с два. Я владела этим оружием триста тринадцать лет! Я заслуживаю его!

— Твой отец передал его тебе, — сухо поправил Фишер. — Меч, который ты когда-то носила, был разрушен и отлит заново. Этот клинок — новый. Он выбрал Лоррета.

— Он мой, — прорычала Дания. Мы все видели, как она бросилась к Авизиету. Я не могла удержать ее от столь опрометчивого поступка, но Фишер, Рен и Лоррет могли. И никто из них этого не сделал. Некоторые уроки приходится усваивать на собственном горьком опыте. Меч, который она считала своим, уже замолчал, когда был отдан ей. В нем не осталось даже отголоска магии. Возможно, она слышала рассказы о том, что случится с человеком, если он прикоснется к божественному мечу, который ему не принадлежит, но ее самоуверенность была такой безграничной, что она действительно верила, что оружие, висевшее у бедра Лоррета, ее собственность. Он позволил ей взять его. Как только ее ладонь сомкнулась вокруг рукояти, она издала пронзительный крик, и ее рука взорвалась облаком красного. Ударная волна ослепительно-белого света вырвалась из рукояти Авизиета, и Данию швырнуло через весь штаб. Она рухнула на стул, мгновенно превратив его в щепки.

— Святые гребаные боги, — произнес Рен. — Она осталась без руки.

— Может, теперь она перестанет бить людей по лицу. — В голосе Фишера не было ни капли сочувствия. Он подошел и встал над Данией, его глаза сверкали и были холодными как лед. Тем временем Дания очнулась от явного обморока и поняла, что случилось с ее рукой. С ее боевой рукой. Я приготовилась к новому крику, но вместо этого она захлебнулась рыданием.

— О, боги! Нет. Нет, нет, нет!

— Есть шанс, что это можно исправить. Если я отправлю тебя в Калиш и тебя осмотрит целительница, ты перестанешь нести всякую чушь и успокоишься, мать твою? — сердито спросил Фишер.

Дания не заслуживала того, чтобы ей возвращали руку. Ее выходки достигли такого уровня, что ей пора было испытать последствия своего дерьмового поведения. Это не было милосердной мыслью, но меня достали ее вспышки раздражения. Она вела себя как стерва с тех пор, как Кингфишер появился в лагере. У нас были дела поважнее, чем взбалмошная воительница, которая закатывала истерику каждый раз, когда появлялась в этой гребаной палатке. К счастью для нее, Фишер был более снисходителен, чем я.

— Да, — простонала Дания. Она сжимала кровоточащий обрубок запястья, по щекам текли слезы. — Я сделаю это. Я… клянусь.

— Так это все? Ты возвращаешься в Калиш? — спросил Рен.

— Мы все. Трое из нас должны увидеться с Те Леной. А потом мы разнесем эту библиотеку на части, пока не найдем способ помочь Эверлейн. У нас есть время. Не так много, но есть. Мы должны использовать его с умом.

Ренфис стал белым как полотно. Если я не ошибалась, его руки теперь тряслись от облегчения,