Читать книгу "В дебрях Африки - Генри Мортон Стенли"

Местный вождь Муэнги, юный гигант-мхума ростом с флангового солдата, с виду очень тихий и спокойный, держал, однако, своих подчиненных в строгости, и его слушались с полуслова. Мы приостановились тут, чтобы запастись провиантом. За десять медных монеток (каури) давали большую кисть бананов, а так как суточный расход на каждого человека полагался у нас в восемь каури, никто не мог пожаловаться, что его плохо кормят.

Выйдя из Нготи, через час пути мы начали спускаться по восточному склону плато. Спустившись на 300 м ниже, пошли по слегка волнистой равнине, поросшей чахлою, безлистной акацией, и очутились в области Узинжа.

Через пять часов ходу пришли в Кимуани, или Кизингу, владение вождя Кажумба. Этот вождь опять был рослый представитель вахумского племени, на ту пору страдавший болезнью глаз. В прошлом году, когда баганда напали на его страну, он бежал в Унья-Руэмбу (ближайший к озеру Уриги округ Ихангиро) и укрылся на озерном островке. Однако когда он уплатил королю Уганды дань скотом, ему дозволено было возвратиться в свои владения, но уже в качестве данника Мванги. Воротясь домой, он застал свои банановые рощи вырубленными и все свои угодья разоренными дотла. Между тем владетель Ихангиро за оказанное беглецу покровительство тоже заявил претензию на причисление Кимуани к Ихангиро. С другой стороны, Кассаура, король Усуи, также вторгался в пределы Кимуани, два месяца держал Кажумбу в плену и тоже считает себя вправе требовать от него дани,

Однако к нам Кажумба был очень щедр, он прислал нам козу, восемьдесят гроздьев бананов и два горшка пива. Вождь был уже крайне стар, ворчлив и деспотичен, и очень вероятно, что если бы наш караван был не так велик, он поступил бы с нами не так любезно.

Взяв проводников из Кимеуани, мы направились к югу, и за 5 км от селения Кажумбы нам представился чудный вид на озеро Виктория, на острова Икуту, Меджингу, Сосуа, Румонд и на дальний остров Мейсомэ. В полдень стали лагерем в Ньямагоджу, юго-западной оконечности длинной бухты, в которую впадает река Лоугэти, принимающая в себя все воды восточного Усуи, но в свою очередь пересыхающая ежегодно.

На другой день, 16 августа, шли равниной, простирающейся от Ньямагоджу до другой длинной озерной бухты, и стали лагерем в селении Кисас. Следующие дни шли все плоскими пространствами, лет двадцать назад еще бывшими под водами озера и с тех пор постепенно высыхающими. Они покрыты низким кустарником, лишенным в настоящее время года листьев. Почва сухая, потрескавшаяся, твердая, никаких родников нет, местами только белеют пятна выкристаллизовавшегося натра. Вправо от нас берег начинает подниматься метров на пятнадцать над озером, и там уже появляются жидкие перелески. На высоте 30 м над озером попадаются порядочные деревья, и травы становятся более питательными.

20 августа мы пересекли нечто вроде широкого мыса, и от бухты Кисао перешли к бухте у селения Итари. Здесь, с вершины высокой горной гряды, я заметил, что и по компасу, и по солнечному измерению мы находимся гораздо южнее той линии, которую я нанес в качестве крайней юго-западной оконечности берегов на карту, приложенную к моей книге «Через Черный материк». С этих высот ясно был виден целый ряд островов, которые мы не в состоянии были исследовать в 1875 г., когда без весел спасались от разъяренных туземцев в Бумбирэ, почему я тогда и принял эти острова за продолжение материка.

Оказывается, что вазинжи зовут Виктория-Ньянцу «Мута-Нзиге», так же, как и ваньора называют Альберта-Ньянцу «Мута-Нзиге», а васонгора и ваньянкора тем же названием обозначают озеро Альберта-Эдуарда.

Уходя из Итари, мы убедились, что по соседству с лагерем побывали львы, потому что нашли только что убитую зебру. Нас удивило, между прочим, большое количество человеческих черепов, валявшихся на земле; мы спрашивали проводников о причине такого явления, и нам ответили, что в Итари было побоище; вазинжи пытались противостоять нашествию баганда. Очень может быть, что вазинжи заслужили постигшее их бедствие. Всем известно, что такой урок был бы далеко не лишним, например, в Усуи. Последний каприз Касасуры состоял в том, что он не пропустил караван с полутора сотней ружей.

Раздумывая о различных событиях, приключившихся в здешнем краю в 1887 г., и о последующих происшествиях, как, например, о нашествии баганда на Карагуэ, о их жестокости и дерзости, о том, как они расстреливали арабских торговцев, разорили Узинджу и всю страну – от Кишакки до озера Виктория – пропитали ужасами, кровью, мне пришло в голову, что последовавшие за тем события 1888 г. – изгнание Мванги, государственный переворот и восстановление его на престоле – послужили только к тому, чтобы расчистить нам путь и дать возможность благополучно добраться до морского берега.

Чем дальше мы подвигались по этим безводным, сухим равнинам, пустынность которых едва скрашивалась низкорослыми акациями и жесткими молочаями, тем больше убеждались, что нельзя безнаказанно уводить лесных уроженцев из их родных трущоб.

Половину пигмеев, захваченных нами в лесу, пришлось уже покинуть в разных местах по дороге, хотя ни в пище, ни в воде они никогда не испытывали недостатка. В то же время и сомали, суданцы, мади или бари, которые ходили с нами по лесам, вскоре утрачивали всякую бодрость, тосковали, хирели и умирали.

А я где-то читал – и несомненно, в ученых книгах, – что Африка годится только для африканцев.

21 августа, придя в Амранду, мы убедились, к великому моему изумлению, а также и восторгу, что озеро Виктория доходит до 2°48' южной широты. С тех пор как мы вышли из Ньямагоджу, местность поднималась не выше 15 м над уровнем озера; громадные пространства побережья, пока еще тощие и плоские, представляют недавнее озерное дно, обнаружившееся по мере усыхания вод, и до тех пор пока многие годы периодических дождей не очистят почву от насыщающих ее солей, она останется все такой же бесплодной.

К югу от Амранды местность постепенно подымается, и через несколько километров из некрасивой равнины недавнего происхождения мы пришли в другую полосу, где почва производит уже деревья лучшего качества. Не успели мы подняться на 30 м над озером, как в окружающем пейзаже произошло заметное изменение: акация исчезла, и вместо нее появилось майомбо, крупное дерево, очень полезное для туземцев; из его коры они приготовляют свои мочальные ткани и коробки, а стволы пригодны для выделки челнока. В следующем селении, Буанге, не слышно было вахумского наречия, которое от самой Альберта-Ньянцы сопровождало нас всюду; пришлось звать переводчиков ваньямвези. Это обстоятельство было с восторгом принято моими скептическими занзибарцами как верный знак того, что мы действительно подвигаемся к пуани, т. е. к морскому берегу.

И вот настала пора окончательно повернуть на восток, прямо к станции миссионеров, которые, как слышно, поселились в Узамбиро. От Буанги 6¾ часа пути привели нас в Уйомби; оттуда через 5 часов пришли в Камуагу, еще через 5 часов в Умпетэ, и через 6 часов перед нами открылась заброшенная французская миссия в Узамбиро.