Читать книгу "Дикие истории. Дневник настоящего мужика - Тимофей Баженов"

Препарат нельзя было смешивать с алкоголем, и поэтому все, кроме кускуса, грустили. Я натянул гамак, кускус залез первым. У меня случился пароксизм (сильный приступ), и мне было не до него. Он хотел играть и притащил в гамак мертвого геккона. Заворачивал его в разорванную пачку от табака и разворачивал… Бесконечно. Я погасил налобный фонарь.

Утром я чувствовал себя здоровым. Выпил кофе, отнес кускуса в джунгли. Папуасы еще спали, и я был уверен, что теперь ему ничто не угрожает. Я посадил его на большое саговое дерево, и он ушел в крону. Мы пошли искать пляж, куда приходят черепахи откладывать яйца.

Перед полуднем черепахи стали выходить из воды. Это поистине величественное зрелище. Тихо, как духи, и неотвратимо, как бэтээры после десантирования, они ползли из воды на песок. Метрах в ста от прибойной линии они быстро копали блиндажи. Присаживались над ними и откладывали штук по сорок-пятьдесят яиц величиной с пингпонговый шарик. Яйца белые, но покрыты не скорлупой, а мягкой кожей. Сделав дело, черепахи уходили обратно в воду. Все это создавало удивительную инопланетную атмосферу.

Мы вернулись в лагерь вечером.

Капитан нажег углей из плавника. Из толстых стволов дендрокаламуса[12] сделал над углями опоры, на опоры пристроил решетки, сплетенные как циновки из расколотых вдоль дендрокаламусов поменьше. Угли он закрыл огромными и мясистыми листьями дерева путешественников. На решетках нас ждал копченый марлин. Без копчения огромное количество рыбного мяса испортилось бы. В качестве гарнира у нас были морские орехи.

Ореховые деревья растут по берегам и, строго говоря, к орехам отношения не имеют. Но плоды их покрыты рыхлой древесиной. Пористая структура скорлупы делает плод морского ореха непотопляемым. Созревшие колобашки падают в воду и таким образом расселяются по миру. Если расколоть такой плод камнем, внутри будет косточка, уже соленая от морской воды. По вкусу напоминает фисташки.

Марлин оставил меня равнодушным. Он был похож на грубую сухую треску. Но есть его удобно: все кости в нем крупные и не страшные, мясо делится так же, как и в треске, на полукруглые слои, и в каждом слое по кости. А каждый слой, как стейк на кости, размером с ладонь. Визуально напоминает баранью корейку.

На острове оказалось много индюков и индюшек. Дикая популяция. С утра я отправился за ними, и наше меню стало поинтереснее.

…Мы ждали, когда появятся черепашата. Дело это небыстрое. Временный лагерь обрастал бытом и превращался в постоянное расположение. Через несколько дней он уже напоминал штаб округа.

В КОПЧЕНОМ МАРЛИНЕ ПОСЕЛИЛИСЬ МУРАВЬИ. МЫ ЕЛИ РЫБУ С МУРАВЬЯМИ, ТАК КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ НИХ БЫЛО НЕЛЬЗЯ.

Поэтому каждый вечер марлин отправлялся в коптильню в муравьиной панировке. Так мы боролись с разложением. Муравьи не уходили, оставались в рыбе. И через несколько дней куски были сплошь покрыты прилипшими копчеными трупиками насекомых, как шагренью. Рыба из-за этого кислила.

Я отправился на пляж проверить черепашат и обнаружил там юнгу с палочкой. Он тыкал ею в песок: раскапывал гнезда и таскал яйца в кипящую кастрюлю с морской водой. Я взял его за ухо правой рукой, котел с яйцами левой и повел на суд к капитану. Первое впечатление о человеке всегда самое верное. Гаденыш.

Виновник предстал перед товарищеским судом. Я выступал обвинителем. Сообщил, что черепахи охраняются конвенцией СИТЕС, занесены во все местные и международные Красные книги. Дополнил свою короткую речь выдержкой из индонезийского уголовного кодекса — за это дело у них дают десять лет тюрьмы. Юнга был приговорен к сидению на корабле. Больше на сушу ему спускаться не разрешили. Он очень испугался и был тише воды и ниже травы. Черепашьи яйца пришлось съесть. Юнга наковырял штук триста. Они уже были сварены, и выбрасывать их при нашем скудном рационе — просто грех. Блюдо мне очень понравилось. Белка совсем немного, он жидкий, как соленая водичка. Желток огромный, очень желтый. Похож на куриный, но гораздо нежнее, будто желтки сварили вкрутую и перетерли их со сливочным маслом.

* * *

Утром следующего дня во время обхода я обнаружил следы, ведущие к воде. Малыши стали вылупляться. Мы приготовились снимать массовый исход. И вот наконец песок зашевелился: очаровательные маленькие танки поползли к воде. Я в умилении наблюдал за шествием.

Вдруг из прибрежных мангров[13] вывалился индюк и стал жрать черепашат. Точнее, ему удалось проглотить только одного, остальные просто были крупнее и не лезли в клюв. Он шел по пляжу как фашист, цепляя и подбрасывая в воздух черепашат-малышей. Этому нужно было положить конец, и я относительно быстро поймал злодея футболкой. Вскоре весь пляж шевелился, как травелатор в аэропорту. Тысячи черепашек появлялись из-под земли и исчезали в ласковом прибое. А мы сняли все, что планировали, и собрались в обратный путь.

Того индюка я отдал в качестве выкупа папуасам. Кускуса больше не видел. Но думаю, что он по мне скучает. За двадцать дней кускус преодолел огромные расстояния, вырвался из лап каннибалов, плавал по морю-океану и обрел новый дом на острове, где всякая охота запрещена. Его жизнь была обменена на жизнь индюка-фашиста. Я обдумывал все это на обратном пути, когда чистил карабин перед сдачей в оружейную комнату аэропорта Сурабайя. Поташ и щелочь разъедали ранки от кускусовых зубов. Я облизал ладони и вытер руки об штаны.

Я решил, что когда-нибудь напишу повесть «Судьба-индейка». Но был молод, и писать книги было некогда. Теперь это время пришло.

МУЖЧИНА ВСЕГДА ОТВЕЧАЕТ ЗА ТЕХ, КТО ЕГО ЛЮБИТ

Глава 7

О человеке, который хотел умереть

В аэропорту Сурабайя было тихо и очень уютно. Полы застелены коврами с длинным ворсом. Окон нет. Просто соломенная крыша на столбах, подбитая снизу ротанговыми циновками. Под сводчатыми потолками лениво крутятся огромные, как в советских столовых на юге, промышленные вентиляторы. С одной стороны джунгли, с другой — взлетная полоса. Мы сидели на рюкзаках и пили пиво «Гиннес».

Коллеги в шортах, я в штанах, но в майке-алкоголичке. Страна мусульманская, линии внутренние. Голое тело оскорбляет местное население. Мы это знаем, но в зале пусто. А мы молодые и наглые. Да, и пиво тоже нельзя…