Читать книгу "Виктор Тихонов. Жизнь во имя хоккея - Дмитрий Федоров"

А начиналось всё с маленькой любительской камеры, которую Виктор приобрёл за собственные деньги.

Чашка кофе с министром

Дело полностью занимало Виктора, поэтому на комфорт и материальные блага он не обращал никакого внимания. Не придавал значения тому, что сейчас зачастую выходит на первое место, когда ведут переговоры по контракту.

Жили мы сначала, можно сказать, в спартанских условиях. Нам дали двухкомнатную квартиру с проходными комнатами. Хлопала дверь, казенная мебель – всё как в общежитии. Но мы считали – ничего страшного, нормально.

Сын Васька учился через дорогу, а я начала работать в мужской колонии строгого режима. Другой работы для меня не нашлось – языка же я не знала. Работала по четыре часа в день. Отводила Ваську в школу – и в свою колонию. Возвращалась с работы – Василий как раз приходит из школы. И он уже начинал кататься, тренироваться.

Всё у нас было подчинено работе Виктора. И я всегда в Риге ходила на игры. Сначала там был открытый стадион «Даугава». Народ, чтобы купить билеты, мог всю ночь стоять-дежурить. Жгли костры, жарили сосиски, грелись. Отношение к хоккею там было удивительное.

Потом построили закрытый дворец. Небольшой. Но по тем временам шикарный. И чтобы достать абонемент на все матчи «Динамо», нужно было иметь очень большой блат, то есть связи.

Болельщики прониклись к Виктору симпатией и уважением. И я шутила, что скоро по популярности он сравнится с латышскими стрелками.

Даже меня стали узнавать во многих местах. На улице Ленина располагались хорошие магазинчики – там продавались сыр, булочки, пирожные. Так вот, когда я туда приходила и становилась в очередь, то мне кричали: «Мадам Тихонова, подойдите, пожалуйста, к нам – мы вас обслужим без очереди». А я им отвечаю: «Нет, спасибо – у вас тут такие вкусные запахи, лучше я ещё постою». Так и обращались – мадам. Там все так обращались друг к другу. Не товарищ, как было принято в Советском Союзе, не женщина, не гражданка, а мадам. Я всегда смеялась и вспоминала песню Александра Вертинского: «Мадам, уже падают листья».

И вот при всём при этом мы жили в небольшой квартирке. И может, ещё долго бы мы там жили, если бы не один случай.

Министр внутренних дел Латвии Владимир Сея принимал участие во всех делах команды и постоянно бывал на матчах. И после одной игры он нас на своей служебной машине до дома подвез. А я возьми и предложи: «Владимир Альфредович, а не хотите к нам зайти и попить кофе?». Он отвечает: «С большим удовольствием». Виктор на меня взглянул довольно сурово. Он готов был общаться с начальством по делу, но искать расположения руководителей никогда не стремился – сохранял дистанцию и субординацию. А тут получается, что я словно затаскиваю министра к нам. Но я видела, что тому интересно, он хочет продолжить общение, поэтому и согласился на мое приглашение.

И вот Владимир Альфредович зашёл, огляделся и удивился: «Как же вы живете?». А отвечаю, искренне отвечаю: «Да хорошо живём – всё нормально».

Но министра мои слова нисколько не убедили. Попил он у нас кофе, посидели. А потом через какое-то время Виктора вызывают в ЦК партии и везут показывать квартиру. А она громадная – 300 или 400 квадратных метров! На улице Кирова, в самом центре, старинный дом, фундаментальный такой. И там столько комнат! Мне даже как-то нехорошо сразу стало. Я Виктору сказала: «Лучше я у нас останусь жить, а то я даже вымыть не смогу эту квартиру – её же нужно как-то убирать». Уборщиц ведь тогда не было – иные времена.

А Виктору на его отказ в ЦК партии иронично отвечают: «Ну, правильно, председатель совета министров Латвии жил там когда-то, а вот Тихонову квартира не подходит». Он отвечает: «Да не нужно нам такое огромное жилье – у нас в семье всего три человека».

И тогда нам предложили квартиру в хорошем доме на улице Вейденбаума. Рядом – Театр русской драмы, маленький рыночек, центральные магазины, гостиница «Латвия», красивый костел. А главное – это жилье отвечало важному запросу Виктора. Он хотел, чтобы оно располагалось поблизости от дворца – минут десять пешком.

По всем статьям эта потрясающая квартира была лучше той – огромной. Кстати, в том же доме на улице Вейденбаума поселился и замечательный композитор Раймонд Паулс. Мы на втором этаже, а он на шестом.

Квартира была довольно большой, и мы обставляли её сами. У Васьки своя комната, у нас собственная спальня, гостиная, кухня, лоджия громадная – все с видом на центр. Потом, когда я переехала в Москву в 1982 году, Виктор пошёл к руководству и попросил квартиру переписать на сына Василия. И они согласились. А когда Василий поработал в Америке тренером, то у него появились деньги, чтобы выкупить эту квартиру и приватизировать. Так что она стоит теперь – обустроенная, с евроремонтом, но никто там не живет.

За решеткой

Контрастов в нашей с Виктором жизни всегда хватало. Перебравшись в Латвию, я оказалась юрисконсультом в мужской колонии строгого режима. Конечно, когда я зашла туда в первый раз, у меня были рыдания и смятение, просто-таки шок…

Один только досмотр чего стоил – это не для тонких и чувствительных натур. Небольшой пропускной пункт, заходишь – открываются решетки, потом закрываются… Затем сдаешь документы – открывается решетка, проходишь дальше. И снова решетка опускается – и перед тобой дверь. А за ней солдатики с автоматами и собачки на поводке.

Я в административном здании занималась своей работой. При колонии производство – делали мебель для учреждений. Как сказали бы теперь, мебель для офисов. Занималась я примерно тем же, чем занималась в Москве. Готовила документы, когда присылали древесину с недостатками, пересортица и прочее – вот круг моих обязанностей. За полдня всё завершала – мне такой график нравился.

Колония находилась на окраине Риги – пешком надо пройти. Но я любила пешком ходить. Здорово, что у меня получился такой жизненный опыт. Посмотрела на заключенных – узнала, что это за люди. Хотя мне с ними общаться практически не приходилось.

Правда, у меня был весьма интересный подопечный – некто Гурецкий. Замечательный художник, но воришка! Раз семь или восемь сидел. Причём ловили его при курьезных обстоятельствах. Однажды у него голова где-то в церкви застряла, когда он вылезал оттуда. В другой раз он украл часы у сына председателя совета министров Латвии. То есть он не просто воровал и попадался, а всё с какими-то историями и приключениями. Но зато он был знающим, эрудированным, много читал. И большой талант!

Меня поразило в колонии, что заключенные получали деньги. Пусть и небольшие, но на них в ларьке можно было приобрести чай, сахар, конфеты. Впрочем, начальство колонии заботилось не только об их материальной жизни, но и о духовной. Заключенные могли выписать столько литературы, сколько я, наверное, на всю свою зарплату не могла накупить. К нам приходили учителя из общеобразовательной школы. Человек мог закончить десятилетку, если не получилось это сделать на свободе. И самое удивительное – в колонии заключенные имели возможность выучить иностранный язык! Преподаватели приходили – занимались с желающими. Всё было налажено идеально. Я говорила: «Ребята, да вам одно удовольствие здесь сидеть – и образование получить можно».