Читать книгу "Стеклянная республика - Том Поллок"

– Две недели…

– Три.

– Двадцать одни сссутки, – согласился Джонни. Он не выглядел раздраженным, скорее удовлетворенным и даже немного под впечатлением, словно они соблюли некий старинный ритуал. – Но мисссс Хан? Принесси нам нечто грандиозное, или они никогда тебя не всспомнят.

Он протянул руку, и Кара медленно ее пожала, чувствуя нефть, сочащуюся между пальцами, но на этот раз сама не растворялась.

– Сссюда, – прошептал он, и Синод промчался мимо нее, отступая в туннель.

Последовав за ними, Кара приложила руку к кирпичам и, прежде чем свет сделался слишком тусклым, чтобы что-либо разглядеть, различила оставшийся после нее отпечаток руки: контуры тонких черных пальцев, влажно сияющих во тьме.

Глава 7

В три часа ночи на узких улочках позади Карнаби-стрит торговля на Белосветном рынке шла полным ходом. Плафоны уличных фонарей стояли темными, но кирпичи мерцали светом и тенью – стеклокожие вольфраможильные Ламповые люди менялись, семафоря, на тротуарах. Бет наугад переходила от порога к порогу, любуясь сложенными на них товарами: разделенными на кучки пультами управления, мотками медной и платиновой проволоки, крошечными стеклянными птичками, порхающими в теплостойких вольфрамовых клетках, мерцая безмолвной песней.

Вдоль одной стены, выстроившись в очередь, терпеливо стояли раненые, некоторые опирались на костыли, выломанные из фонарных столбов, их плечи, локти, кисти или колени, покрытые осыпавшимися порошком трещинами, заканчивались неровными зубцами. А в конце очереди тяжелоплечий Белосветный Уличный Хирург осторожно припаивал костяшки и ногти к замененным конечностям, раздутым от раскаленного добела стекла.

За последние несколько месяцев Бет бывала здесь десятки раз, но по-прежнему чувствовала легкую дрожь благоговения, хотя сегодня оно и было омрачено зубной болью.

«Асфальтовая кожа, должно быть, сломает иглу, а кровь затвердеет, словно цемент, – подумала она, трогая языком больной клык. – Прикольно будет объяснять это стоматологу!»

Изнемогая от жара нитей накаливания Ламповых людей, она все равно не снимала капюшона и держала руки в карманах; копье болталось на небольшом ремешке, приделанном к рюкзаку. Девушка остановилась у дверного проема, где лениво развалился молодой Белосветный. Он был поразительно красив, со своей яркой неоновой улыбкой и розовой краской-светофильтром, украшавшей щеки и грудь, подчеркивая кристально чистую кожу. Парень легко флиртовал с прохожими простой семафорной скороговоркой, одаривая одного-двух самых прелестных стеклянных джентльменов кокетливым щекотанием своего поля.

Бет достала из рюкзака фонарик и быстро промигала:

«Где Свечник?»

Раскрашенный стеклянный мальчик вздрогнул от ударившего в лицо света, словно от крика, тускло выругался и огрызнулся:

«Кто?»

«Не прикидывайся, – просигналила Бет. – Твой род занятий, может, и не совсем незаконен, но достаточно ненавистен Люсьену, чтобы ограничить число мест, где ты можешь купить грим. – Она указала на светофильтрующий состав на его стремительно темнеющих щеках. – Так что еще раз: где сегодня развал Свечника?»

Бет едва поняла направление, которое промигал мальчик-массажист, как тот уже решительно повернулся к ней спиной, вдвое усилив накал своей ослепительной улыбки.

Глаза Бет постепенно приспосабливались к темноте, когда она оставила сияние прилавков легального рынка позади. Совершив множество сложных поворотов, она перемахнула через мусорный контейнер в переулке и сбежала по металлическим ступенькам во двор подвального уровня. По углам ютились грязные спальники на кучах трухлявого картона. Сквозь стены клуба просачивались басы.

«Привет, Свечник, – мигнула Бет в сторону одного из спальников. – Выглядишь отлично. Как дела?»

«Молнию» спального мешка потянули вниз изнутри. Мерцающий изнутри голос Белосветного был достаточно тусклым, чтобы считаться шепотом, но оттенок оказался красным от злости:

«Брэдли? Во имя всего светлого, выруби эту штуковину, или нас обоих обесплафонят до следующего ливня».

Бет села, скрестив ноги, на краю картонки и заглянула в открытый зев «молнии», увидев стеклянный нос, подбородок и губы, очерченные мягким белым свечением, прикрытым спальником.

«Мы, знаешь ли, не просто так называем это место Черным рынком», – насупившись, мелькнул он.

Бет посмотрела на другие спальные мешки. Торг доносился короткими вспышкам из зазоров в ткани, сделки заключались шепотом, не ярче горящих спичек. Время от времени светящиеся стеклянные руки высовывались из мешков, чтобы обменяться небольшими ценными вещичками или скрепить сделку магнитным рукопожатием. Черный рынок – в буквальном смысле теневая экономика Белосветных.

«Извини», – Бет артикулировала преувеличенно четко, чтобы он сумел прочитать по губам.

«Будешь извиняться, когда Люсьен или какой-нибудь из твоих статуеносных корешей прознают, что ты тут со мной перемигиваешься», – сердито промигал стеклянный мужчина.

«Тротуарные Монахи? – нахмурилась Бет. Она не могла понять, с чего бы у них могли возникнуть проблемы с Аффритом Свечником – в конце концов, он стал богатейшим контрабандистом на Черном рынке благодаря дополнительным заказам каменных и бронзовых священников, предлагая услуги, которые тем больше было неоткуда получить. – Я думала, они твои крупнейшие клиенты».

«Некоторые, – кисло сверкнул Свечник. Он поерзал в своем спальнике, и Бет увидела глаз, полыхающий, словно маленький белый уголек. – Но ведь вряд ли все напялившие гранитные шмотки думают одинаково? Мои клиенты – либералы; более упертая компания полагает, что я мухлюю с божественным наказанием».

Не будучи уверенной, что правильно поняла, Бет помигала, чтобы он объяснил.

«Когда Тротуарный Монах умирает и вновь рождается в статуе, это – воля Матери Улиц, – объяснил Свечник. – А если он при этом теряет половину воспоминаний, что ж, это, должно быть, тоже воля Матери Улиц и часть наказания. Их послушать, так мое небольшое вмешательство – святотатство. Заметь, – задумчиво продолжил он, – если они считают, будто мелкий мошенник вроде меня способен сделать нечто, чтобы стереть церковношпильную улыбку с лица их Богини, значит, возможно, их вера в нее уже не та, что прежде».

Бет сидела неподвижно, когда последние искорки его слов потухли. Наконец, она произнесла:

«О какой вере может идти речь? Богиня мертва».

Мать Лондонских улиц покончила с собой еще до рождения Бет, с помощью украденных и дистиллированных смертей своего духовенства, оставив им в качестве «расплаты за грехи» бесконечную череду возрождений в камне. Даже сейчас, спустя несколько месяцев после раскрытия тайны, Бет чувствовала обжигающий гнев в животе.

«Она мертва. И я им это доказала».

«Ах, ты “доказала”? Правда? Ну, тогда ладно… – сарказм Свечника светился невозмутимо белым. – В голове не укладывается, как это они предпочли веру в Богиню, которой поклонялись десятки жизней, словам семнадцатилетней девчонки. – Он взглянул на закопченный шрам на ее запястье: корону из многоэтажек. – К тому же девчонки, до сих пор носящей знак той самой Богини. – Аффрит покачал стеклянной головой, и по асфальту запрыгали тени. – Пуристы группировки Гравия-и-Грома? При малейшей возможности они перетолкут меня обратно в песок, но одним только Газовым лампам известно, что они сделают с тобой. Вероотступница – самое вежливое слово, которым тебя величают. Особенно тот ангелокожий… Иезекииль, кажется? Он…» – Свечник потускнел, нащупывая нужное слово. Бет зашевелила губами, подсказывая: