Читать книгу "Северное буги - Яков Пушкарев"

— Ну! — смеялся Власенко. — Борцы, борцы! Как татами?

— Жестковато, — ответил я, подал руку офицеру, спросил: — Нормально?

— Надо было на «подхват» выходить, — скорее себе, чем мне, сказал он, и мы пошли в сауну. Кто-то закурил. Странно, я не ощущал победы, даже настроение не поднялось, мешало простое понимание того факта, что какие бы победы над унтер-офицером я ни одержал, это уже не имело никакого значения. Почему-то меня это злило.

Мы хорошо отдохнули, парок был что надо, выпили литров двадцать пива, поныряли в кафельном бассейне, обсохли и вернулись в гостиную.

Было уже около девяти. Наши девочки привели себя в порядок, надели вечерние платья, сделали прически. Вика меня просто сразила. Она была в синем романтичном платье, восхитительный макияж, брошь, серьги и браслет из белого золота. Все очень утонченно. Словно снежная королева, она подошла ко мне и шепнула игриво:

— Вы там не скучали?

— Да нет, некогда было скучать, — в тон ей ответил я.

— Хочешь, я тебя переодену?

От нее пахло шоколадом, вермутом, духами и чем-то еще, совершенно невероятным, гипнотическим. Я примерно представлял, насколько затянется это переодевание.

— Уж лучше потом ты меня разденешь, — сказал я и поднялся наверх один. Переоделся в костюм, причесался, посмотрел в зеркало и, оставшись доволен, спустился вниз. Я был голоден.

Спускаясь по лестнице, я почувствовал, что задыхаюсь. Я увидел Надю. На ней было коричневое шелковое платье, под цвет карих глаз, простенькая золотая цепочка. Со вчерашнего дня до этого момента я смотрел на нее сквозь призму фразы «мы чужие люди», а тут то ли мысли мои были заняты другим, то ли она сейчас особенно остро напомнила мне о прошлом, только мне вдруг захотелось подойти к ней, обнять ее и сказать: «Ну, что ты, ты же моя. Все хорошо. Давай, когда кончится эта вьюга, уедем ко мне, и к черту всех». Но невозможность сделать это была так невыносимо тяжела, так уже были закручены все гайки, что от детской этой мысли, от фантастической невозможности даже прикоснуться к Наде — ведь я обещал ее мужу — мне захотелось свернуть себе шею, а от понимания, что я этого ни за что не сделаю, стало еще невыносимей. Стараясь ни на кого не обращать внимания, я прошел на кухню, налил стакан холодного «Абсолюта», выпил, чем-то закусил и, чувствуя нарастающий шум в голове, вернулся в гостиную.

— Нет, ну он опять это делает! — закричал Краснов. — Опять отбивается от общей массы отдыхающих.

Я отшутился, взял бокал с шампанским и провалился вместе со всеми в этот праздник, в конфетти, в анекдоты с бородой, в «ребята, разливайте шампанское! Давайте, с новым счастьем всех!», в пьяный хоровод вокруг елки, в быстрые и медленные танцы, в подкладывание салатиков, в «пойдемте-ка покурим на кухне», в мысль, что нужно очень постараться не смотреть на Надю и тем более не встречаться с ней взглядом, в покачивание пола, в десятый по счету мандарин, в декольте синего платья, в эту песенку про пять минут… в неспособность ни на что, в сон.

Глава 7

В три часа пополудни следующего дня меня разбудила Вика. На подносе стоял кофе, лежали сандвичи.

Посмотрев на все это, я вдруг подумал, что предыдущего дня не было вовсе. На секунду мне стало жутко.

— Кофе в постель, — сонно сказала Вика, и наваждение спало.

— Спасибо, — ответил я. — Снег?

— Все еще. Кажется, не утихает.

— Я перевернулся на другой бок, включил сотовый — «нет покрытия сети».

Позавтракав, я отправился в душ, следом зашла Вика, мы, как в прошлый раз, занялись сексом, а чуть позже я увидел, что в постели она снова читает роман. Я уставился на нее.

— Что с тобой? — спросила она.

— Да ничего. У тебя есть обезболивающее?

— Тебе лучше выпить пива, — улыбнулась она.

— Да, пожалуй.

Я спустился вниз. Мой взгляд встретился со взглядом ангела, я подошел к елке и, подтянувшись на цыпочках, развернул его лицом к зеркалу. Не знаю, зачем я это сделал. Наверное, перевел какие-то невидимые стрелки, назначив себе новый отсчет времени. Повернув голову, я увидел: в гостиной, в кресле, укрывшись пледом, спали унтер-офицер и его жена. В камине теплились угли. Я подошел, посмотрел в их спокойные лица и подложил несколько поленец в камин, потом отправился на кухню за пивом.

Метель, вьюга, буран, пурга — синонимы, но, возможно, метеорологи рассмеются мне в лицо и смогут подробно разъяснить, чем одно отличается от другого. Я не знаю. Мне кажется, то, что было в те дни за окнами, за дверью, за стенами этого небольшого замка, было концентрацией всех этих явлений. Непогода держалась пять долгих, растянувшихся на вялые мгновения дней. Пять дней мы не выходили за порог, не было связи, не было зоны покрытия сети. Наступало утро без солнца, и сразу приходили сумерки, но и они длились недолго и превращались в унылую бессонную ночь. Мы оказались в ловушке, как в остросюжетном детективе, в котором в конце концов кто-нибудь кого-нибудь должен был бы убить или где мог бы разразиться скандал.

Возможно, что-нибудь подобное и произошло бы, если бы у нас не было столько спиртного.

Все пять дней мы пили. Власенко, Краснов и я поначалу составили алкогольный костяк. В общем, была обычная, в меру приличная, хотя и несколько затянувшаяся, попойка. Но через пару дней я перешел на пиво, вся эта феерия словно потеряла для меня цвет, превратившись в то, что называют ожиданием. Пять дней были похожи, словно выстроенные в затылок друг другу дни сурка, с той лишь разницей, что главных героев было гораздо больше, а вариантов для времяпрепровождения на порядок меньше. Уже третий день пьянства подкосил самых стойких. По замку бродили пахнущие перегаром, перепутавшие день с ночью привидения. Меня спасло благоразумие, я вовремя перешел на пиво. Как-то на несколько часов мы потеряли нашего унтер-офицера. Оказывается, он не соразмерил количество спиртного и уснул за диваном в холле. По просьбе его жены я отнес его в их спальню. Я отнес и положил его на кровать, ей было неловко за мужа. В проеме двери возникла эта двусмысленная пауза, которая кто знает, как могла повернуть всю нашу дальнейшую жизнь. В ее глазах я прочитал: «Тебе решать, как нам быть». В день моего приезда я бы все отдал за эту двусмысленность, за возможность последнего хода, за реванш (уж насколько я не люблю это слово). Так же взглядом я ей ответил: «Уже поздно, слишком поздно, это ни к чему не приведет». Вслух я сказал:

— Надюш, поставь ему тазик, тут все-таки ковры.

Она прикрыла за мной дверь.

В одной книжке по буддизму я прочитал замечательную сентенцию и при подходящем случае, бывает, цитирую ее. Не то чтобы я был буддистом или был склонен ко всем этим восточным умствованиям, но тем не менее эта сентенция, на мой взгляд, очень хорошо отражает особенность отдельных моментов жизни. Так вот, согласно этой сентенции, человеческое «я» — это всего лишь вращающаяся дверь между внутренним и внешним миром, но только если говорить о мире в целом, то это «я» — лишнее, оно всего лишь некий механизм, мешающий циркуляции мира в себе.