Читать книгу "Братство волка - Эли Бертэ"

Испуганный Бонавантюр поспешил перевязать рану носовым платком. Его спутник помогал ему в этом.

— Господи, помилуй, — с ужасом говорил этот человек на местном наречии, — вы чуть было не попались; еще минута, и вы были бы растерзаны!

Тот, кто говорил таким образом и кто так кстати помог путешественникам, был — как читатели, без сомнения, догадались — Жан Годар, меркоарский пастух. Оставив Лангонь, он отправился по проселочной дороге, годной только для пешеходов. Войдя в ту часть леса, где скрывался зверь, он вздумал затрубить в пастушеский рог, чтобы, как он надеялся, отпугнуть это свирепое животное. Он услышал крики дяди и племянника и, догадавшись, что кто-нибудь заблудился в тумане, отправился искать одиноких путников. Крики, раздавшиеся в минуту нападения, заставили его поторопиться, и он чуть было не был сбит с ног приором, которого нес лошак. После короткого разговора они вдвоем бросились на помощь к Леонсу, который, по их справедливому предположению, был в серьезной опасности.

Впрочем, бедный молодой человек, так чудесно спасенный, не успел задать никаких вопросов. Присутствие духа медленно возвращалось к нему.

— Дядюшка, — сказал он наконец изменившимся голосом, — вы видели его? Конечно, он пробежал мимо вас!

— Кого? — с удивлением спросил приор.

— Этого человека… Негодяя, который меня ранил.

— Человека? Вы грезите?.. Без сомнения, несчастный юноша получил сильный удар по голове… Леонс, вы имели дело не с человеком, а с чудовищем, которое называется жеводанским зверем.

— Жеводанским зверем? Уверены ли вы в этом, милый дядюшка? — спросил Леонс, разум которого мало-помалу пробуждался. — Право, я не смею утверждать… я едва понимаю, где я… однако я не могу поверить, чтобы меня так отделал хищный зверь.

— Боже милосердый, кто же тогда? — сказал пастух. — Если б вы могли видеть, какая рана у вас на плече, вы не имели бы никакого сомнения на этот счет. Какие зубы!.. Но, господа, нам нельзя здесь оставаться; ночь приближается, а зверь может проявить упрямство; и если ему придет на ум опять напасть на нас, пожалуй, мы с ним не сладим. В этом лесу после заката солнца ничего хорошего ждать не приходится.

— Этот добрый человек прав, — сказал вдруг приор, который, успокоившись насчет судьбы своего племянника, начал пугаться за себя, — поедем немедленно… Какое гибельное и зловещее место! Не надо оставаться здесь; тебе нужна помощь, Леонс, дитя мое… Мужайся! Давайте же постараемся как можно скорее добраться до замка.

Лошака Леонса найти было нетрудно. После падения своего всадника он сам запутался в кустах так, что не мог идти дальше. С трудом Жан Годар смог вытащить его на дорогу и привести к Леонсу. Но быстро выяснилось, что раненый неспособен ехать верхом: больная рука не могла держать поводьев. Тогда Жан Годар без церемоний вскочил на лошака и, обхватив одной рукою племянника приора, другой схватил поводья.

— В путь, в путь! — воскликнул он. — Когда выедем из леса, мы устроимся как можно лучше, но теперь не время нежиться. Вот Кастор навострил уши и огрызается… В путь! Ты, Кастор, следуй за нами… Через четверть часа мы будем вне опасности.

Он погнал лошака, и Бонавантюр поехал за ним, между тем как собака шла последняя, сердито рыча и часто оглядываясь.

V

Владетельница замка

Замок Меркоар, в котором жила Кристина де Баржак, возвышался почти посреди того самого огромного леса, где фронтенакский приор и его племянник подвергались такой большой опасности. Замок был выстроен в ту эпоху, когда во Франции перестали укреплять жилища сельских дворян; но эта провинция никогда не была достаточно спокойна по причине религиозного антагонизма и ненависти, порождаемой им. Поэтому жилища меркоарских помещиков имели вид неприступных замков. Этот замок был выстроен на возвышенности над деревушкой в тридцать домов. Высокие башни с аспидной кровлей стояли по четырем углам; замок был окружен рвами, стенами и снабжен подъемным мостом. Правда, во рвах не было воды, в стенах зияли многочисленные проломы, а подъемный мост оставался неподвижен за неимением цепей. Но надо было подойти очень близко, чтобы приметить эти опустошения, нанесенные временем. Издали замок со своими острыми зубцами, мрачной массой вулканических камней и высокой оградой серых стен имел величественный вид, говорящий о важности его владельцев.

В тот день, когда происходили события, рассказанные нами, окрестности этого жилища, обыкновенно уединенные и безмолвные, были весьма оживленны. Все дороги, сходившиеся в Меркоаре, были наполнены путешественниками. Одни шли пешком, другие ехали верхом, но все спешили присутствовать на завтрашней охоте на волка. Между ними виднелись охотники-дворяне на прекрасных лошадях и хорошо вооруженные, за ними пешие егеря вели своры собак. Некоторые из этих дворян везли на своей лошади жену или сестру, которые скрывали свой смелый способ сидеть на лошади посредством широкой драпировки, тогда называвшейся верховым передником. Но женщин было мало, то ли оттого, что они боялись подвергать свою жизнь риску, то ли оттого, что не имели особого желания общаться с хозяйкой замка, известной своим вспыльчивым и эксцентричным характером. Только несколько неустрашимых провинциальных жительниц, соскучившись в своих замках и горя нетерпением нарушить смертельное однообразие жизни, осмелились явиться на это собрание.

Путешественники, преодолев подъемный мост, въехали во двор замка, где ничто не возвещало особенно изящного и утонченного гостеприимства. Этот двор, отведенный для сельских работ, был загроможден поломанными тележками и бочками, кучами навоза, и среди всего этого прыгали, кудахтали курицы, голуби и утки. Полуразрушенные строения, окружавшие двор, судя по разбитым окнам, служили сеновалами.

В этом-то первом дворе всадники сходили с лошадей и останавливались пешеходы, не получившие особенного приглашения от владетельницы замка. Два работника с фермы, одевшись для такого случая в ливреи с галунами, принимали приезжавших. Они снимали дам с лошадей, брали чемоданы и дорожные мешки, ставили лошадей в конюшни. Гостей низшего звания провожали в обширный, низкий зал, где на столах были разложены хлеб, вино, сыр и каштаны. Люди садились, пили и ели без церемоний, а тому, кто уже был сыт, стоило только отворить соседнюю дверь, чтобы очутиться на сеннике, используемом как спальная для слуг. Гостей же благородного звания лакей провожал на второй двор, вокруг которого находились здания, занимаемые владелицей замка.

Эта часть замка содержалась гораздо лучше; там царствовали совершенный порядок и необыкновенная чистота. Корпус и два флигеля составляли три стороны этого квадратного двора, посреди которого бил небольшой фонтан. Четвертую сторону составляла железная решетка и ворота с гербом фамилии де Баржак. Ворота эти вели в обширный парк, прежде отделенный от леса стеною и рвом; но стена давно обветшала, а ров был заполнен камнями, выпавшими из стены, и прочим мусором, в общем, уже давно одна решетка защищала замок от обитателей меркоарского леса.

В одном углу второго двора небольшое каменное крыльцо вело в приемные комнаты. На этом крыльце старый господин высокого роста, худощавый, прямой, с важным видом выполнял обязанности церемониймейстера. Он был весь в черном, в жабо, манжетах и с косичкой; шляпу держал под мышкой, а рукой со смешной важностью опирался на эфес шпаги. Это был кавалер де Моньяк, дворянин из хорошей семьи, но младший брат и, следовательно, человек, весьма стесненный в средствах. Храбрый воин, с отличием прослуживший много лет в кавалерии, он вел бы сейчас весьма скудную жизнь, если б фронтенакский приор, знавший его довольно давно, не вздумал назначить его управляющим и почетным конюшим питомицы монастыря. В настоящих обстоятельствах де Моньяк казался проникнутым чрезвычайной важностью своих обязанностей. Его вытянутое лицо выражало некую смесь достоинства и замешательства. Как только подходили гости, он делал навстречу им три шага, целовал дамам руку, низко кланялся мужчинам, потом провожал их в большую столовую, где уже находилось многочисленное общество. Там он говорил придуманное заранее вежливое извинение за отсутствие хозяйки, «которая очень занята, но скоро придет, чтобы выказать вам свое почтение».