Читать книгу "Дуэль на троих - Михаил Крупин"

Я медленно, будто смакуя, тянул свой бокал. А мысль при этом лихорадочно работала.

– Что вы хотите? – задал я осторожный вопрос. Сознаюсь ли я «во всем», или ни в чем, или частично, такой вопрос уместен во всех случаях.

И тут Пикар грузно и как бы нехотя встал, подошел к узкому шкафчику в углу кабинета, отворил дверцу и… на свет явилась ТА САМАЯ трубка фамильного свитка!

Я даже вскочил. Стыдно об этом вспоминать, – попытался вырвать трубку из рук. Пикар насмешливо и ловко отдернул руку.

Я рванул из кобуры пистолет – и Пикар резко кинул мне трубку. Так неожиданно, что ловя ее, я пистолет уронил, и цапнул серебряный свиток неловко – обеими руками. Свернул круглую крышку – древний футляр был пуст.

Я вскинул глаза на Пикара – он спокойно и внимательно следил за мной.

Что-то заставило меня получше приглядеться к трубке… На ней был другой камень! Не кровавый гиацинт, а розовый топаз.

О Боже всемилостивый, это что же?..

Полковник невозмутимо, как лекарь душевнобольных, наблюдал все мои реакции. Уж не знаю – видно было это со стороны или нет, но я начинал кое-что понимать.

– Мне нужен первый свиток, – садясь, сказал Пикар.

Присел и я.

– Так вот кто копался в моем рюкзаке и переворошил всю постель! – Я улыбнулся через силу этой каналье.

Пикар уже снова разливал по бокалам вино.

– Мои извинения. Я недооценил вашу предусмотрительность. Кто ж станет хранить столь важный документ среди склонных к любопытству боевых товарищей. И я не стал бы.

– Вы следили за мной все это время. Почему?

Пикар пожал плечами, словно говорил: работа, мол, такая.

– Мы еще в Париже уделили должное внимание всем приближенным императора. А ваш батюшка был с ним даже дружен одно время. Накануне русской компании мы не могли не заинтересоваться пристальнее его родословной и связями.

Говоря это, Пикар осторожно забрал со стола трубку и принялся, точно в философической задумчивости, похлопывать ей о ладонь…

– Подумать только, шестнадцатый век! Великий князь и первый царь московский собирает русские земли. Причем пользуется самым надежным методом – рубит головы прежним князьям этих земель. В числе оных оказывается и ваш славный предок, сам когда-то обложивший данью весь Шелковый путь!..

Признаться, я был удивлен осведомленностью этого марсельского прощелыги в области русской истории.

– …Но боярин Беклемишев оказался весьма прозорлив. Предвидя свой арест, он решил сберечь родовые сокровища хотя бы для внуков. И вот, как пишется в романах, прошли годы…

– А сами-то не пробовали романы сочинять? – перебил я больше для собственного успокоения. – Из рыцарской жизни, например? У вас явные способности.

– К сожалению, я начисто лишен фантазии, – с притворным сожалением развел руками полковник. – Просто субретка вашей маман – мой агент. Она вовремя ухватила главное. Пацифист и друг Вольтера, Бекле-старший записывает сына, блестящего студента Сорбонны, – махнул он в мою сторону трубкой, – в ДЕЙСТВУЮЩУЮ АРМИЮ! – Тут Пикар выкатил будто от страха глаза. – И отправляет в московский поход! А сын почтительно и весело делает ать-два…

Я, хоть и смотрел на этого позорного филера и кривляку с ненавистью, держал себя в руках.

Наконец он откинулся в кресле, видимо, упиваясь произведенным эффектом, и отхлебнул вина.

– Да-а. Интересная у вас семейка!

– Хотите, чтобы мы вас усыновили?

Хоть я и держался, в голосе прозвенела злость.

– Да, я понимаю, сынок. Это твое наследство, – почти по-родственному ответил Пикар. – Отец во Франции погряз в долгах. Ему не выпутаться, если ты не возьмешь это…

– А вот это – не твои проблемы!

– …а ведь вашего фамильного клада, судя по описи, – не слушая, потряс он серебряной трубочкой, – хватит на тысячи парижских долгов!

Пусть говорит, змей, подольше. Мне бы выгадать хоть каплю времени на размышление…

Пикар уже прохаживался по комнате.

– Впрочем, теперь твоего отца – отца героя русской компании, – он похлопал меня сзади по плечу, – император вполне может освободить от всех долгов. Важно, как подать прошение! – Не церемонясь, полковник закинул голову и прополоскал вином горло. – Я сумел бы это сделать…

Из показаний сержанта гвардии Люка Превера

Сперва я обошел эту домину со всех сторон. Потом стал колотиться во все подряд ставни и двери.

На стук высунулся лейтенант, с этими филерскими нашивками. Как?.. Нет, нет, месье, я сказал: с чудесными нашивками, с самыми дивными нашивками в мире! Я никого не хотел оскорбить, месье. При виде этих ярчайших нашивок сразу вспоминается сам символ Франции – галльский петух. Ну, не уверен, как там насчет галльского, но петух вспоминается точно. В любой тюряге у людей спросите…

Хорошо, хорошо, я и хотел сразу к делу. Так вот, лейтенант мне сказал:

– Чего ломишься, деревенщина? Или не знаешь, чье это расположение?

Он, кстати, чего-то жевал, а время было не обеденное. Отметьте этот факт, пожалуйста… Спасибо.

Так вот, этот парень, воистину как боевой петушилло, попер на меня, будто оттереть хотел подальше от своего курятника… Ой, ну простите, это слово родилось от аллегории! Я имел в виду, от своего уважаемого заведения, где ему так здорово жуется.

Так вот:

– Не знаешь, что ль, чье это расположение? – спрашивает он.

А я только ответил:

– Как не признаешь по такой отрыжке ваше людоедство?

Лейтенант, видимо, попался глуховатый и стал переспрашивать меня – что да что? Да верно ли он меня понял?

Мне это, признаться, быстро надоело, и я перешел к своему делу.

– Где там у вас застрял Бекле? Ему уже в наряд заступать.

Тут он засмеялся, и говорит:

– Ха! Ничего не получится. Ищи ему замену, приятель. Он арестован.

Тут я разинул рот, а он, верный ваш служитель, даже подобрел и зашел обратно на свое крыльцо.

Из дневника Жана Бекле

Какой же я болван!!! Кинувшись на взрыв, а потом на поиски Анюты, я, не осмотрев еще как следует, до каждого темного угла вскрытый тайник, бросил его минимум на полчаса без присмотра!..

Кто ж мог знать, что за мной следят по приказанию этого питона!.. И без меня в мое дело, ради которого уже принесено столько жертв, перенесено страданий и лишений, оказался основательно просунут чужой хищный нос! И дело, спасительное не для одного меня, но для целого семейства, уже осваивается чужими.

Но следовало взять себя в руки и «жить и сражаться дальше в измененных обстоятельствах». Золотые слова порой говорит наш император.