Читать книгу "Дуэль на троих - Михаил Крупин"

– Между прочим, кто-то присягал Наполеону, – напомнила мне эта боевая красавица.

– Какой-нибудь слабоумный, – пожал я плечами. – А я обязан оберечь свою невесту.

– Заключили новое пари? – фыркнула она насмешливо и зло. И пошла назад, отмахивая опустошенным ведром, которое, явно в поддержку хозяйки, яростно заскрежетало.

– Между прочим, – отобрал я у надменной панночки столь немузыкальный инструмент, – кто-то еще семнадцать лет назад отдал мне руку и сердце!

Тася приостановилась.

– Какое свинство – напоминать мне о моем возрасте!

Я сам вдруг начал злиться:

– Ах простите, всё это было как вчера! Годы пронеслись как один день!

– Правда?

Я вдруг увидел, что Анюта принимает мою ироническую куртуазность и злую пародию на политес всерьез…

Она сделала ко мне робкий шаг и, глядя снизу мне в глаза своими огромными озерами, тихо переспросила:

– Правда, да?

– Правда, – ответил я так же тихо. – Просто… этот серый день тянулся целую вечность…

Аня вдруг грустно усмехнулась, отворачиваясь. А я в ответ встряхнул ее и быстро договорил:

– …которую я уже не помню!

Наши лица неотвратимо сближались…

Фитили вокруг нас тлели…

Все огни на свете зловеще стремились к своим ящикам с порохом…

Фрол и дед Митя проливали спьяну свои ведра мимо взрывчатых веществ…

Пули свистели по неимоверным кривым, как свихнувшиеся императоры…

А мы целовались, да и всё.

И в небесах гремел гром, и обрушивался на уставшую от войны землю божественный ливень. И в мгновение ока гасил все фитили и запалы.

Чтобы нам уже когда-нибудь поцеловаться.

Затянутая пеленой живительного дождика по окоему догорала ярко-желтой и малиновой, и красной опадающей листвой сгоревшая Москва.

В город, втекая с юга во все улицы, вступали русские войска.

И, сказать по чести, мне было уже неважно, что там приключилось с баснословным кладом прадеда, разыграли ли его в орлянку или просто растащили по своим станицам казаки…

Важнее было, что едва ли теперь моего милого отца обеспокоят страшные парижские долги.

А еще важнее то, что аккуратно забинтованный и выпивший немного водочки папаня сидит теперь спиной к бойнице под моросящим дождиком, и отовсюду слышна нам с Тасей его самая тоскливая в мире гармоника и самый грустный голос, напевающий: «Среди долины ровныя, на гладкой высоте…»