Читать книгу "Галина Вишневская. Пиковая дама русской оперы - Юлия Андреева"

Актер театра, бывший белый офицер, в финале оперетты «Свадьба в Малиновке», когда дед Нечипор говорит под занавес: «Власть больше не меняется!», цедит сквозь зубы: «Посмотрим».

Галине было 18, когда она сошлась со своим директором театра, скрипачом Марком Ильичом Рубиным. Гражданский муж был старше ее на 22 года, отношения выстраивались по принципу «отец и дочка». Он принял ее неопытной зеленой девчонкой на работу, растил, учил, сделал солисткой оперетты.

Брак не регистрировали, после войны на такие формальности мало кто обращал внимание. Просто все знали, что теперь Галина его жена. После чего наша героиня перевезла свои пожитки к Марку. Квартира, разумеется, коммунальная, но это не важно, рядом с Рубиным Вишневская чувствовала себя защищенной, у них были общие интересы, совместная работа, они прекрасно понимали друг друга, а что еще нужно для счастья?!

Прошло совсем немного времени, и Галя, к своему ужасу, поняла, что беременна. Этого еще не хватало, а ведь только-только жизнь начала налаживаться! Конечно, в своих мечтах Вишневская время от времени видела себя матерью семейства, но не сейчас же! Во-первых, она еще очень молода, во-вторых, сначала беременность, потом роды и уход за малышом, из-за ребенка ей придется оставить сцену, и еще неизвестно, на какое время. Не мотаться же по нетопленным клубам с грудничком на руках… это уже не забота, а форменное убийство.

С другой стороны, в «Голубой дивизии» она уже наслушалась рассказов про аборты, и как после них женщины раз и навсегда теряли саму возможность стать матерью. Вывод: надо рожать.

Темп работы остался прежним – 20 спектаклей в месяц вынь да положь, причем в основном по другим городам. В ужасающих условиях, с клопами, тараканами, крысами… А крыс такое количество, что они гуляют по городам, как когда-то кошки.

Тогда же в Кронштадт и Ленинград были специально завезены эшелоны котов и кошек, которые, едва добравшись до места назначения, тут же приступили к своим профессиональным обязанностям – ликвидации серого полчища грызунов. В Питере и сейчас среди дворовых Васек живут потомки тех самых героических котов, спасших город.

Вместе с театром занесло Вишневскую в Восточную Пруссию, присоединенную в то время к Советскому Союзу. Вместе с ними буквально в одном вагоне ехали бывшие пленные немцы, возвращались по домам. Все больные и голодные. Солдат – человек подневольный, собой не распоряжается, получил приказ, выполнил приказ. Шаг вправо, шаг влево – расстрел. Поэтому солдата нельзя обвинять, солдат не виноват. Но это сейчас хорошо так рассуждать, наше поколение блокады не знало, с войной не знакомо. В своей книге Галина Павловна пишет, что они делили хлеб с повстречавшимися им немцами. А ведь она все потеряла во время войны, всю семью, но не сломалась, не перестала оставаться человеком.

Город Кенигсберг, после 1946 он получит имя Калинин, практически сровнен с землей, от развалин до сих пор исходит специфический трупный запах, зато дороги расчищены, только что не вымыты с порошком, пленных немцев заставили. Кирпичи, обвалившуюся штукатурку убрали, а разбирать развалины и вытаскивать оттуда тела уже и у них сил нет.

Кругом полно голодных, цинготных немцев, просящих подаяние, похожих на скелеты старух, детей в обмотках на ногах вместо обуви. Что поделаешь, пришлось и их подкармливать, потому как если уж преломил хлеб с бывшими врагами, не станешь ненавидеть стариков и детей. Эти не воевали и никого не убивали.

Закончив очередные гастроли, Марк повез жену домой рожать, ни о каких платных клиниках в то время не знали. Собственно, таковые где-то определенно имелись, но Галина на такой блат рассчитывать не могла. Когда начались схватки, Вишневская сама пришла в больницу, а там «мест нет, да и время вам еще не подошло, завтра только родите, идите домой». А она ни с места: «Какое домой? Первые роды, я одна, страшно! Вдруг что-то пойдет не так?». Уперлась, да так восемнадцать часов без еды, без питья и просидела в коридоре на жесткой деревянной скамейке, пока реально воды не отошли, и ее не отвели в родильную палату. Двое суток Галина мучилась, не в силах выдавить из себя ребенка.

Галина Вишневская с мужем и дочерьми. 1959 г.

Наконец свершилось. Сын. Живой. Галя только и успела, что на дитятю глянуть да лоб перекрестить, как новая напасть: родовой припадок эклампсии[47]. Судороги перекручивали тело, хорошо, медсестры успели ей ложку в рот вставить, чтобы она язык себе не откусила.

Пройдут годы, и своего второго ребенка Вишневская придет рожать в шикарную больницу, где к ее услугам будут врачи и медсестры, все для нее, оперной дивы и красавицы. Отдельную палату – пожалуйста, да хоть личного массажиста, кремлевские врачи свое дело знают, как царицу обслужат. Жуткий контраст с теми, первыми родами, когда 18 часов на жесткой скамье в коридоре, и хоть бы кто воды подал.

В результате кое-как выбралась, считай, с того света. Сын достался Галине на загляденье крупный, сильный, казалось бы, живи да радуйся. Но снова не оставляет Галину злая судьба. Полопались соски, началась грудница, это значит, нарывы на обеих грудях, разумеется, с высокой температурой. Пока в больнице между жизнью и смертью находилась, медсестры еще подкармливали как-то богатыря Илюшу, а как через десять дней жар спал, да нашу героиню выписали домой, все плохое и началось. Дома за ней ухаживать некому, она сама больная, нарывы только подживут, а сын уже есть просит, разрывает деснами больную грудь и сосет материнское молоко пополам с гноем. Боль дикая, и так каждые три часа. И никого рядом нет, чтобы помочь, ребенок голодный, а никакой еды ему, кроме материнского молока, нет. В итоге Илья отравился и вскоре умер, Галина чуть с ума от горя не сошла, несколько часов лежала без памяти около его постельки. Думала, может, тоже умрет, чтобы избавиться, наконец, от страданий. Не получилось.

Нашел ее в таком состоянии Марк, когда с работы домой вернулся, поплакали вместе, после чего сколотил он из досок маленьких гробик, и повезли они ребеночка на кладбище, а сами начали собираться на гастроли. Сроку на приведение себя в относительный порядок две недели. Марк был прав, какой смысл Галине оставаться в Ленинграде одной в четырех стенах, где все будет напоминать ей о недавней трагедии? О том, что она будет петь и играть на сцене, речь не шла. Для начала он просто хотел, чтобы она была рядом, а уж потом как-нибудь сама оправится и, даст бог, распоется и выйдет на сцену. Галине было всего девятнадцать лет.

Меж тем события приняли неожиданный оборот, отец нашей героини и по совместительству пламенный коммунист Павел Иванов, оказывается, рассказывал по пьяному делу политические анекдоты, за что и загремел по 58-й статье на 10 лет.