Читать книгу "Там, где любовь - Мэри Смит"

Морин подошла к двери в холл и прислушалась. Музыка доносилась из кабинета Фила, временно оккупированного Доном.

Морин заварила чай прямо в кружке. И, пока он настаивался, отправилась на разведку.

Дон сидел спиной к двери и говорил по телефону, причем одновременно по-английски и по-испански. То есть по очереди, разумеется, но в бешеном темпе. При виде этих широких плеч сердце Морин сжалось, дыхание перехватило, но она заставила себя не думать о такой странной реакции.

Видимо, он почувствовал, что она в комнате, потому что Морин стояла очень тихо, почти не дыша, да и музыка — танго, будь оно проклято! — играла довольно громко. Дон развернулся к ней лицом и закончил разговор по-английски.

— Я тебе перезвоню, как только прочитаю весь текст. Возможно, часа через два. Все, пока.

Я тебя разбудил, Морин?

— Нет, что ты. На втором этаже ничего не слышно. Я тебя услышала в кухне. Чай заваривала. Почему ты не спишь в такой час?

— Работаю.

— В полтретьего ночи?

— В Гонконге полдень.

— А… понятно. М-да…

— Ну, а почему не спишь ты, чернокудрая дева с очами цвета травы и сердцем тверже клинка?

— Проснулась и впала в бессонницу. Решила выпить чаю. Говорят, помогает, хотя я и не верю.

Факс перестал жужжать, и в комнате безраздельно воцарилась музыка. Некоторое время молчали оба, молчали и слушали. Окна в кабинете были широко распахнуты, и аромат цветов был почти физически осязаем, ночь сгущалась и клубилась вокруг них, электризуя воздух, заставляя трепетать тела, туманя рассудок. Эти ощущения были так сильны и вызывающе чувственны, что Морин в панике попыталась стряхнуть ночные чары.

— Я пойду, пожалуй.

— Это необязательно.

Почему ноги приросли к полу? Почему сердце бьется все сильнее? Почему она не может отвести взгляд от этих сине-серых, насмешливых и ласковых глаз? Почему то и дело смотрит на улыбающиеся губы?

Дон неожиданно легко и стремительно поднялся с кресла и подошел к ней. Он был огромным, широкоплечим, высоким, но дело не в этом. Дело в том, что от него исходила мощнейшая волна чувственности, и Морин не могла с ней бороться. Она замерла, словно маленькая птичка перед коршуном, чувствуя, как неясная сила все плотнее сгущается вокруг них обоих…

— Ты пахнешь апельсинами…

И Дон поцеловал ее по-настоящему. Могучие руки бережно и нежно подхватили Морин, и она чуть не расплакалась от облегчения. Больше не надо прятаться, больше не надо отводить глаз… Господи, как же легко и хорошо в этих руках, как она этого хотела, как хочет сейчас!

Ты только не отпускай меня, слышишь? Ты только не размыкай рук.

И так просто все сейчас для Морин Аттертон, так понятно и естественно. Замереть в его руках, ответить на поцелуй, а потом ответить еще раз и еще тысячу, закончить эту ночь в его постели и в его объятиях, заняться с ним любовью и плакать, но уже не от усталости, а от счастья…

Вместо этого она шарахнулась назад, повернулась и кинулась опрометью в свою комнату. Упала на постель, уткнулась пылающим лицом в подушку, стиснула зубы и изо всех сил дернула себя за смоляную прядь волос.

Идиотка! Ты ведешь себя, словно малахольная девственница. Господи, да ты же ничего, кроме жалости, не вызываешь! Нет, не так. Не жалость. Просто ты, Морин Аттертон, жалкая. Ничтожная, жалкая, закомплексованная неудачница.

А теперь заткнись и попробуй заснуть. Ха-ха. Занавес. Зрители рыдают. От смеха.

Дон смотрел на буковки, из которых по идее должен был бы сложиться текст контракта с его компаньоном из Гонконга. Буковки были знакомые, четкие, фразы лаконичные и тоже довольно доступные по смыслу. Однако Дон О'Брайен никак не мог понять, о чем здесь говорится.

Не надо было ее целовать, ох, не надо. Он ее напугал. Она и так вся на нервах, а тут еще он со своим… кобелированием!

Да. Но как можно удержаться? Она такая… такая… желанная!

В очередной раз Дон почувствовал панику. Что с ним происходит?

И ведь что интересно, как только в дело включается мозг, все идет насмарку. Пока он целовал ее, он совершенно ни о чем не думал, да и она сама физически была совершенно готова.

К чему? К любви.

Это не любовь.

Хорошо, хорошо, не будем эксплуатировать бедный мозг дальше. Пусть не любовь. Что с того? Они оба взрослые люди, самостоятельные, отнюдь не девственные во всех смыслах этого слова. Почему надо бояться очевидных вещей, например, того, что их явно и несомненно тянет друг к другу?

Дон устало потер лоб. Пора спать.

Он погасил свет и тихо пошел в свою комнату, Дверь в комнату Морин осталась чуть приоткрытой, и он не удержался, заглянул.

Она заснула в слезах. Еще не высохшие серебряные дорожки на щеках блестели в лунном свете. Губы прикушены, руки судорожно сжаты на груди.

И тут Дон О'Брайен понял, чего ему хочется больше всего. Чтобы она улыбнулась. Засмеялась. Чтобы забыла о своей вечной занятости, чтобы вспомнила о том, что жизнь прекрасна и удивительна, и звезды светят всем…

Уже знакомая паника накрыла его волной. Он не должен вмешиваться в ее жизнь. Не должен впускать ее в свою.

Только вот он не был уверен, что у него это получится.

Кажется, было немного поздно.

Морин сидела на кровати, скрестив ноги, и мрачно смотрела в книгу. Основы менеджмента. Она ненавидела основы менеджмента.

Зачем ее понесло в бизнес? Она НИЧЕГО в этом не понимает. Она даже одной строчки не может запомнить. Что с ней случилось? Ведь с мозгами у нее всегда было все нормально, так почему же…

Потому что нормальный человек не может ЭТО запомнить! Морин сгребла несчастную книгу и от всей души швырнула ее в стенку. Книга ударилась, отскочила и сшибла на пол ночник, который, в свою очередь, прихватил в полет стакан с водой. Все разлетелось вдребезги, а вода равномерно распределилась по стеклянным останкам.

Несколько секунд спустя в дверь заглянул Дон. На красивом лице явственно читалась тревога.

— Морин! Что случилось?

— Ничего!!!

— А почему звенело?

— Потому что разбилось! Я лампу разбила. И стакан.

Он понимающе поцокал языком, вошел в комнату и довольно быстро ликвидировал следы разгрома. Морин мрачно смотрела, как Дон собирает осколки, и чувствовала себя школьницей-истеричкой.

Потом неотразимый мужчина протянул сладким голосом:

— Значит, учебниками швыряемся. Ну-ну.

— Отстань.

— Мори, ангел, ну почему ты такая упрямая ослица, а? Почему не попросишь объяснить? Подумаешь, большое дело. Ладно, разбей еще чего-нибудь и приходи в кухню. Хлопнем по рюмашке и посмотрим, что у тебя там не получается.