Читать книгу "Медвежонок по имени Паддингтон - Майкл Бонд"

Паддингтон с радостью отметил, что внутри всё точь-в‑точь такое, как рассказывал мистер Крубер, вплоть до швейцара, который распахнул перед ними дверь и вежливо приложил руку к фуражке.

Паддингтон помахал в ответ лапой и принюхался. Всё вокруг блестело золотом и красной краской, а кроме того, в театре стоял какой-то свой, тёплый и уютный запах. Маленькое огорчение ожидало медвежонка в гардеробе, где с него потребовали шесть пенсов за хранение чемодана и пальто. А когда он попросил свои вещи обратно, тётенька-гардеробщица подняла страшный шум.

Её возмущённый голос ещё разносился по всему фойе, пока служительница вела Браунов к их местам.

У входа в ложу служительница задержалась.

– Программку не желаете, сэр? – обратилась она к медвежонку.

– Да, пожалуйста, – кивнул Паддингтон и взял пять. – Спасибо большое.

– А не подать ли вам кофе в антракте? – поинтересовалась служительница.

У Паддингтона заблестели глаза.

– Да, конечно! – воскликнул он. Какие всё-таки в театре замечательные порядки! Он хотел было проскочить на своё место, но служительница преградила ему дорогу.

– С вас двенадцать с половиной шиллингов, – сообщила она. – Программка стоит шесть пенсов, чашка кофе – два шиллинга.

Бедняга Паддингтон с трудом поверил своим ушам.

– Двенадцать с половиной шиллингов? – ошарашенно повторил он. – Двенадцать с половиной шиллингов?

– Ничего, ничего, я заплачу, – тут же вмешался мистер Браун, опасаясь ещё одного скандала. – Иди, Паддингтон, на своё место и садись.

Паддингтон пулей проскочил в ложу, но пока служительница подкладывала подушки на его кресло, он бросал на неё очень подозрительные взгляды. Однако он с удовольствием отметил, что она усадила его в первом ряду и ближе всех к сцене. А он уже отправил тёте Люси открытку, куда аккуратно перерисовал из книги план театра и поставил в уголочке крестик с пояснением: «ТУТ СЕЖУ Я».

Зрителей в тот вечер собралось довольно много, и Паддингтон приветливо замахал лапой сидящим в партере. К великому смущению миссис Браун, многие стали указывать на него пальцем и махать в ответ.

– Лучше бы он вёл себя потише, – шепнула она мистеру Брауну.

– Может быть, ты всё-таки снимешь пальто? – попытался отвлечь Паддингтона мистер Браун. – А то замёрзнешь, когда выйдем на улицу…

Паддингтон влез всеми четырьмя лапами на кресло и встал там во весь рост.

– Пожалуй, сниму, – согласился он. – А то чего-то жарковато…

Джуди принялась ему помогать.

– Осторожнее! Булка с мармеладом! – вскрикнул Паддингтон, когда Джуди повесила пальто на барьер ложи.

Но было уже поздно. Медвежонок с виноватым видом поглядел на своих спутников.

– Полундра! – воскликнул Джонатан. – Твоя булка свалилась прямо на чью-то голову. – Он перегнулся через барьер. – Ну точно, вон на того лысого дяденьку. Похоже, он здорово рассердился.

– Паддингтон! – Миссис Браун в отчаянии поглядела на медвежонка. – Ну разве можно приносить в театр булку с мармеладом?

– Ничего страшного, – беспечно отозвался тот. – У меня в другом кармане есть ещё кусок, могу угостить. Правда, он немного помялся, потому что я сидел на нём в машине.

– Там, внизу, похоже, что-то случилось, – вступил в разговор мистер Браун, вытягивая шею и пытаясь заглянуть в партер. – Какой-то невежа ни с того ни с сего погрозил мне кулаком. И при чём тут, скажите на милость, булка с мармеладом?

Мистер Браун порой очень туго соображал.

– Ничего страшного, – поспешила успокоить его миссис Браун. Она решила попросту замять происшествие, от греха подальше.

В любом случае медвежонку было не до того – он был поглощён мучительной внутренней борьбой, причиной которой послужили театральные бинокли. Он только что заметил неподалёку ящичек с надписью: «БИНОКЛИ, 6 ПЕНСОВ». Наконец, после долгих и тяжких раздумий, он открыл чемодан и достал из потайного кармашка шестипенсовик.

– Какой-то он бестолковый, – заметил Паддингтон, поглазев с минуту на зрителей. – В нём все ещё меньше кажутся!

– Да ты его не тем концом повернул, глупышка! – рассмеялся Джонатан.

– Всё равно бестолковый, – упорствовал Паддингтон, перевернув бинокль. – Если бы я знал, ни за что бы его не купил. Впрочем, – добавил он, поразмыслив, – может быть, он в другой раз пригодится.

Как раз в этот момент оркестр закончил играть увертюру, и занавес поднялся. Сцена изображала комнату в большом загородном доме, и сэр Сейли Блум, в роли богатого сквайра[9], расхаживал по ней взад и вперёд. В зале загремели аплодисменты.

– Что ты, его нельзя брать с собой, – шепнула Джуди. – Его придётся вернуть, когда мы будем уходить.

– Что?! – так и ахнул медвежонок. Из темноты зашикали, а сэр Сейли Блум приостановился и грозно посмотрел в их сторону. – Так, значит… – От расстройства Паддингтон чуть не потерял дар речи. – Шесть пенсов! – прибавил он горько. – На целых три булочки бы хватило!

Тут он наконец-то повернулся в сторону Сейли Блума.

А тот, надо сказать, пребывал далеко не в лучшем настроении. Он вообще не любил премьер, а эта началась и вовсе скверно. С первой, можно сказать, секунды всё пошло наперекосяк. Во-первых, ему всегда больше нравилось играть симпатичных героев, а в этой пьесе ему досталась роль главного злодея. Кроме того, поскольку это был первый спектакль, он не очень твёрдо помнил текст. И надо же, едва он приехал в театр, как ему сообщили, что суфлёр заболел, а заменить его некем. Потом, перед самым подъёмом занавеса, поднялась какая-то суматоха в партере. На одного из зрителей свалилась булка с мармеладом, как объяснил администратор. Мелочи, конечно, но они окончательно вывели сэра Сейли из равновесия. Он вздохнул про себя. Да, премьера обещала быть хуже некуда.

Но если Сейли Блуму не удавалось вложить в пьесу всю душу, о Паддингтоне этого никак нельзя было сказать. Вскоре он напрочь позабыл о потраченном зря шестипенсовике и с головой ушёл в спектакль. Он быстро раскусил, что Сейли Блум – отъявленный негодяй, и сурово уставился на него в бинокль. Медвежонок пристально следил за всеми движениями великого актёра, изображавшего бессердечного отца, и когда в конце первого акта тот выставил дочь из дому без гроша в кармане, Паддингтон встал на кресле во весь рост и негодующе замахал программкой.

Паддингтон был сообразительным медведем, а главное, он твёрдо знал, что хорошо, а что плохо. Поэтому, едва занавес опустился, он решительно положил бинокль на барьер и вылез из кресла.