Читать книгу "Лед - Сара Дерст"

— Ты не всегда был медведем?

— Дети мунаксари должны сделать выбор, принимают ли они власть и ответственность. Потом смотритель назначает вид живых существ, о которых ему или ей предстоит заботиться.

— И ты выбрал стать мунаксари? У тебя был выбор? — Она не знала, почему этот вопрос был для нее настолько важен.

— Во мне нуждались. Все в мире — медведи, птицы, насекомые, реки, моря — нуждаются в мунаксари, который бы помогал им существовать. Для большинства видов необходимо даже несколько. У людей, например, их целые сотни. У жуков и того больше. Полярным медведям хватает одного, потому что их совсем не много. Но все же в мунаксари есть нехватка. Дети у нас рождаются редко, и миру отчаянно нужны все мы.

Не сказать, чтобы у него был особый выбор.

Тихим и спокойным голосом Король Медведей произнес:

— Раньше я гневался на отца из-за того, что у меня не оказалось выбора. Жизнь у мунаксари такая, что… Мир зависит от нас, но мы ему не принадлежим.

Жизнь на станции тоже нельзя было назвать вполне обычной. Касси потрясла головой. Невероятно, но она, кажется, ему сочувствует. Может ли такое быть, что у них есть что-то общее?

— Ты, наверно, голодна, — резко сменил он тему, словно и так сказал слишком много.

Король Медведей повел ее вниз по еще одной лестнице обратно в зал для банкетов. По его велению на столе расцвели новые яства: блюда с фруктами раскрывались, словно цветы; вот появился стебель, и на нем вырос поднос с хлебом. Он оторвался и проплыл к Касси. Она отступила на шаг, не отрывая от хлеба глаз.

— Не тревожься, — сказал Медведь веселым голосом.

Поднос покачался, словно в нетерпении; булочки перекатились набок. Касси застыла на месте, а потом схватила круассан. Она не «тревожилась». Просто не привыкла есть парящую в воздухе еду. Он своей гигантской лапой взял кекс.

Касси осторожно присела на ледяной трон. На нем она казалась совсем крошечной: ноги еле доставали до пола. Внезапно она поняла, какой незначительной и бессильной была она в безупречном совершенстве замка.

От тарелок поднимался пар, и у нее заурчало в животе. Она облизала губы. Никогда прежде ей не доводилось видеть столько еды разом, и вся она выглядела так аппетитно. Она неодобрительно покачала головой: с ней случилось нечто невероятное, с ней и сейчас происходило нечто невероятное, и что же она чувствует по этому поводу? Голод. Может, она привыкает ко всей этой нелепице. Или, во всяком случае, ее желудок привыкает. Она протянула руку к дымящемуся блюду с морковью в белом соусе.

Наступила тишина, прерываемая лишь звоном тарелок, спешащих через стол. Касси попыталась представить маму на станции за обедом. Она представила, как та сидит, зажав в руках любимую кружку Касси, а Оуэн в это время переворачивает оладьи. Она представила четырехлетнюю себя, сидящую рядом с мамой за столом. У нее опять защипало в глазах.

Она попыталась придумать вопрос, какой-нибудь безобидный вопрос, который вернул бы ей ощущение контроля над ситуацией. Стараясь, чтобы ее голос звучал беззаботно, Касси сказала:

— Расскажи, каким ты был медвежонком!

— Очень человекообразным, — сухо ответил Медведь.

Она почти улыбнулась. У него правда было чувство юмора.

— Мое детство… — Он помолчал, глядя на нее, словно оценивая, как ему лучше ответить. — Мое детство закончилось много лет назад, — проговорил он наконец. — Я старше, чем кажусь. На несколько столетий старше.

Несколько столетий? Она попыталась это осмыслить.

— Но ты выглядишь не таким старым.

— Спасибо.

Несколько веков?

— У меня было хорошее детство. Человеческое.

Касси накладывала еду на тарелку, а он рассказывал ей, как рос, разрываясь между папиными горами и маминой Норвегией. Его мама, сказал он, была обычным человеком, и она вырастила его, как человека. Он играл с другими деревенскими детьми и брал уроки у учителя. Мама надеялась, что он станет юристом. Выходные он проводил у отца, учась всему тому, что не смог бы найти в книгах своего преподавателя: узнавал о магии и об обязанностях мунаксари, о том, как мунаксари используют свою силу, чтобы выполнять эти обязанности.

— Твоя очередь, — сказал он, закончив.

— Что? — Она вздрогнула от неожиданности.

— Расскажи мне о своем детстве.

Она помолчала, но так и не смогла придумать отговорки, почему бы ей не рассказать. Кроме того, по какой-то не очень понятной для нее причине, ей хотелось поговорить об этом. Она рассказала ему про Макса и его самолеты, про бабулю и ее сказку, про Оуэна и его железяки. Она рассказала, как ее жизнь отличалась от жизни, скажем, племянницы Оуэна, которая живет в Фэрбенксе. Жизнь той состоит из косметики и кино.

— Я впервые попала в кино, мне было четыре, во время моей первой поездки в Фэрбенкс. Я была в полном ужасе.

— Я не нахожу это удивительным.

— Это не был ужастик. Это была «Мэри Поппинс». — Когда она впервые увидела, как Джули Эндрюс парит по воздуху на своем зонтике, она завопила, и папе пришлось пихать в нее попкорн, чтобы успокоить. — Я держалась до той сцены, когда дети прыгнули в рисунок на асфальте.

Ей показалось тогда, что их засосало в тротуар, и она опять разоралась так, что потом у нее болело горло.

Они делились историями, пока Касси заглатывала медовый хлеб, изысканно приготовленную рыбу в специях, малиновый пирог. Наконец разговор затих.

Она поерзала на ледяном троне. Она не собиралась столько болтать, но с ним было так легко. Ей не нравилось, как… спокойно она себя чувствовала. Он ведь должен быть Королем Полярных Медведей, а сейчас, когда она смотрела на него, он скорее был похож на переросшую мягкую игрушку или медведя из рекламы кока-колы. Она резко встала:

— Ну что, есть еще что-нибудь в этом замке?

— Тебе некуда спешить. У тебя в запасе целая неделя.

Она нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Ты задала по меньшей мере семь вопросов; теперь ты должна мне по меньшей мере семь дней. Это не то чтобы целая жизнь, но надо же с чего-то начинать.

— Я никогда не соглашалась на эту сделку, — запротестовала она.

Он моргнул и удивленно сказал:

— И правда, не соглашалась.

Они пару секунд смотрели друг на друга. Потом Король Медведей сосредоточил внимание на столе: блюда начали пропадать. Тарелка Касси лопнула, как пузырь; девушка вскочила со стула. Ее приборы растаяли, как лед. Морозная скатерть скукожилась.

— Останься на неделю, а там посмотришь. Всего на неделю. Ты восемнадцать лет ждала свою мать. Подожди еще неделю.

Она подумала обо всех воспоминаниях, которые сейчас излила перед ним, обо всех тех минутах, когда она жила с мыслью, что ее мама давно умерла. А теперь… Касси отвернулась, чтобы не смотреть в сияющие черные глаза Короля Медведей. Она не хотела об этом думать.