Читать книгу "Красная камелия в снегу - Владимир Матлин"

Илья выдержал паузу и сказал подчеркнуто спокойным голосом:

— Извините, Евфросинья Петровна, но мне кажется, что сравнивать похороны Сталина с коронацией Николая Второго неправильно. То были другие времена, власти не знали, как управляться с большим скоплением народа. У нас, я уверен, будет все организованно…

— А ты маму свою спросил? — перебила она его. — Софья Марковна тебя отпустила?

Илья замялся:

— Я с ней пока не говорил.

— Вот видишь… Ну а я Костю не пущу.

Мне это показалось очень обидным. Что я — маленький, что ли? Да еще в присутствии моего лучшего друга!..

— Я пойду все равно! Я должен с ним проститься. Он был за справедливость, мы все ему обязаны!

— Никуда не пойдешь! Я ботинки твои запру. И пальто спрячу. Чем это мы ему обязаны? — Она говорила возбужденно, но старалась не повышать голос, чтобы не слышали соседи. — Это он затеял раскулачивание. Всю мою семью в Архангельскую область сослали. Чем я ему обязана?

Илья старался оставаться спокойным и вежливым:

— Как раз Сталин и указал на ошибки в процессе раскулачивания. «Головокружение от успехов».

Мама его будто и не слышала:

— Вся моя семья в этих проклятых болотах погибла. Я девочкой была, меня чужие люди спасли…

Свою угрозу она осуществила: спрятала мою одежду. Я все обыскал — нигде не нашел. Пришлось остаться дома.

А Илья пошел…

На следующий день мы услышали о сотнях погибших в давке на Трубной площади. А может, о тысячах…

Мама отдала мне мою одежду, и я побежал к Нейманам. Меня впустила в квартиру Эльвира Сигизмундовна. Одного ее вида было достаточно, чтобы понять: случилось что-то ужасное. Хрипло дыша, она проговорила:

— Софья помчалась туда. Его опознали по комсомольскому билету в кармане. Грудь продавлена, череп треснул… Они тело не хотят отдавать.

И вдруг она перешла на отчаянный крик:

— Тиран проклятый! Кровопийца! Даже после смерти продолжает убивать! Народ за Сталиным идет… куда? В могилу? Убийца!

Я смотрел на эту старую женщину, тяжело опиравшуюся на костыль, и начинал что-то понимать…

Хотя настоящее осознание пришло позже, через несколько лет.

ГОЛУБОЙ ЦВЕТОК ЛЮБВИ

Это произошло в первый год моей адвокатской практики. Я только что окончил юрфак и был, естественно, очень молод. По распределению я попал, как писали в старину, в город N***, в областную коллегию адвокатов. Перед самым отъездом из Москвы я женился на своей школьной подруге Юле, девочке из интеллигентной профессорской семьи. Моя юная жена только что окончила институт иностранных языков имени Мориса Тореза и была таким же, как я сам, выращенным в семейной теплице ребенком.

Но это все, так сказать, экспозиция, а история начинается с того, что меня вызвали к заведующему юридической консультацией, где я работал, и поставили в известность, что завтра я должен ехать в Дальне-Покутино, где районный суд будет слушать уголовное дело некого молодца, ограбившего местный магазин.

— Но позвольте, — попробовал я возразить, — там же есть постоянный адвокат.

— Да, но подсудимых двое, и один валит на другого. Суд решил, что нужен второй адвокат, чтоб не было потом отмены из-за «конфликта интересов». В общем, иди домой, собирайся.

И я пошел. По дороге заглянул в несколько магазинов, пытаясь купить какой-нибудь провиант, но… Те, кто помнят пустые полки провинциальных магазинов в шестидесятых годах прошлого века, вопросов задавать не станут. В общем, все, что мне удалось достать, это зубной порошок «Улыбка» и земляничное мыло.

Дома мне предстояло объявить Юле о командировке. Вообще говоря, командировки в тот период не были для меня редкостью. Стажера адвокатская коллегия гоняет по всей области, где только есть «плохие» дела, то есть такие, за которые гонорар не светит и от которых, понятно, маститые адвокаты отбояриваются всеми способами. В тот момент я уже формально не был стажером, но правила «игры на новенького» все еще на меня распространялись.

Так что большой неожиданностью для Юли моя поездка быть не могла. Проблема для нее была не в том, что я уезжаю, а в том, куда я еду: она болезненно воспринимала мои командировки именно в Дальне-Покутино. Хотя прямо она ничего не говорила, я видел это по тому, как она отводит глаза и поджимает губы. Конечно, о причине я догадывался…

То же произошло и на этот раз. Едва я сказал, что завтра еду в Дальне-Покутино, Юля помрачнела и отвернулась.

— Надолго? — спросила она, глядя куда-то в область своего плеча.

— Ну, завтра к середине дня доберусь до места, ознакомлюсь с делом и постараюсь сразу же повидать подзащитного. Послезавтра с утра слушание. Думаю, за один день управятся. Правда, если придется писать кассационную жалобу…

— Понятно. А где ты будешь ночевать?

— Где всегда: в Доме колхозника или как его там. Жуткая дыра. С клопами.

Дальне-Покутино — обыкновенное село, которое при очередной административной перекройке сделали районным центром, не позаботившись о том, что ныне зовется солидным словом «инфраструктура». Попросту говоря, ни транспорта, ни гостиницы, ни ресторана, ни поликлиники, ни кинотеатра, ни… так далее. К тому же райцентр располагался в стороне от железной дороги, и попасть туда из N*** можно было только автобусом, который тащился по пыльным раздолбанным проселкам три с лишним часа. Я добрался до Дальне-Покутна примерно к полудню и тут же поспешил в районный суд.

Местная Фемида обитала в деревенской избе: зал заседаний в горнице, совещательная комната в закутке за печкой, канцелярия и архив в сенях. Во дворе в бывшем сарае помещалась юридическая консультация, состоящая из одного адвоката. Оттуда я и начал знакомство с делом.

Этим единственным адвокатом села Дальне-Покутино была Женя Лурье, наша сверстница, выпускница Харьковского юридического института. Так же как и я, она угодила по распределению в N***-скую областную коллегию адвокатов, и после стажировки ее отправили адвокатствовать в это самое Дальне-Покутино. (Мне удалось избежать подобной участи только потому, что я был женат, жена работала в N***, а гуманный советский закон не разрешал разлучать супругов.)

Женя встретила меня на пороге сарая-кабинета:

— A-а, опять тебя прислали… — В голосе ее мне послышалось разочарование.

— А кого бы ты хотела?

Вопрос был бестактный и даже жестокий: ведь я прекрасно понимал, как она тоскует здесь в одиночестве. И вообще, ей двадцать четыре года, а какие здесь мужчины?.. Да и у нас в коллегии преобладали старые и женатые… В этом смысле и нужно было понимать ее ответ:

— Да все равно, кого бы ни прислали. Значит, ты будешь защищать Сбитнева? Тогда поспеши в канцелярию, а то Нинка сейчас уйдет на обед, и кто ее знает — может, сегодня и не вернется.