Читать книгу "Вот и вышел человечек.... - Леонид Венгер"

Люди, рисовавшие под гипнозом, сохранили полученные умения и после окончания эксперимента. Кроме того, у них возник сильный интерес к рисованию и живописи, появилась потребность рисовать.

В причинах, приводящих к резкому повышению возможностей овладения рисованием в состоянии гипнотического сна, нелегко разобраться. Очевидно, здесь имеет место и необычное сосредоточение воли и внимания на выполняемом деле, и исчезновение «барьера неуверенности» («Я не умею»), и обострение наблюдательности, увеличение тщательности рассматривания натуры. Но нас сейчас интересует не анализ конкретного механизма достижений, к которым приводит внушение, и не вопрос о практической целесообразности обучения под гипнозом (во всем этом еще много неясного). Важен сам факт появления новых возможностей, которые можно объяснить только мобилизацией резервов мозга.

Но, может быть, наиболее показательны те случаи, когда подобные резервы обнаруживаются в обычном бодрствующем состоянии людей под влиянием особым образом организованного обучения.

Обращали ли вы когда-нибудь внимание на скорость своего чтения? По всей вероятности, она составляет 250–300 слов в минуту (примерно 50–60 страниц в час). А вот некоторые люди читают намного быстрее. Поразительной быстротой чтения отличался А. М. Горький. Писатель Новиков-Прибой рассказывал о случае, когда, посетив Горького на Капри, он стал свидетелем того, как Алексей Максимович перелистал несколько журналов и, как оказалось, успел детально ознакомиться с содержанием всех статей. И дело здесь не в особом «читательском таланте». Любой человек может научиться быстро читать. Сейчас в странах Западной Европы и в США работает несколько научных центров, институтов и лабораторий скоростного (так называемого динамического) чтения, работают курсы, на которых все желающие могут за сравнительно короткий срок (несколько недель) научиться читать во много раз быстрее. Выпускаются даже «самоучители» динамического чтения. Авторы одного из таких самоучителей обещают, что, пользуясь их книгой, вы за одну неделю увеличите скорость чтения не менее чем вдвое, а быть может, и в 10 раз. А проспект датского института динамического чтения гласит, что девятинедельное обучение дает возможность читать от 3–4 тысяч до 20 тысяч слов в минуту (т. е. до 2 тысяч страниц в час)!

В обучении скоростному чтению нет ничего «таинственного». Оно строится на разрушении сложившейся у многих людей привычки «помогать» при чтении глазам, «проговаривая» про себя текст, и овладении чисто зрительным методом чтения, на увеличении активности, целенаправленности и сосредоточенности, умении выделять главное в тексте; на уменьшении количества фиксаций (остановок взора) на странице и увеличении «емкости» каждой фиксации, позволяющем схватывать не отдельные слова или фразы, а целые смысловые куски. Человек, овладевший динамическим чтением, не бегает глазами по строчкам, а переводит их по странице сверху вниз, не разрешая себе возвращаться к уже прочитанному.

Не следует думать, что скоростное чтение призвано прийти на смену обычному типу чтения. Оно пригодно далеко не во всех случаях. Вряд ли целесообразно «проглатывать» скоростным методом художественную литературу или тем более поэзию. Неприменим он и при первоначальном ознакомлении с новыми областями знания. Это скорее вспомогательный прием, которым может воспользоваться, например, научный сотрудник при просмотре специальных книг и статей.

Но как и в случае обучения под гипнозом, сейчас нас интересует не столько механизм динамического чтения и целесообразность овладения им, сколько сама возможность перестройки чтения у любого человека.

И еще один пример. Слыхали ли вы слово «суггестопедия»? «Суггестия» – внушение, ну, а «суггестопедия» – метод обучения при помощи внушения, разработанный болгарским психотерапевтом Георгием Лозановым. Вы о нем могли прочесть в брошюре В.Н. Пушкина, которая вышла в этой серии в 1971 году. Здесь речь идет не о гипнозе, а о внушении в нормальном, бодрствующем состоянии. Применяется оно при обучении иностранным языкам. Преподаватель ведет занятия с группой в 12 человек. Но это не обычные занятия. Они скорее напоминают концерт. Здесь на первых порах один «артист» – преподаватель. Остальные – зрители. Преподаватель говорит, выразительно читает, поет, пытаясь вовлечь в «представление» и сидящих вокруг стола «зрителей». Это не так-то просто, потому что представление идет на английском, французском или немецком языке, а ни один из зрителей не понимает на этом языке ни слова. Но уже через несколько занятий положение меняется.

Это уже не концерт, а спектакль. Солист превращается в режиссера, зрители – в актеров. Каждый из них выполняет определенную роль, заданную преподавателем, общается с другими, спрашивает, отвечает, фантазирует, поет – и все это – на иностранном языке! Откуда-то как бы «сами собой» всплывают слова, слышанные на предыдущих занятиях, становится понятным их смысл.

Примерно через месяц ежедневных трех-четырехчасовых занятий (выходные по воскресеньям) ученики объясняются по-английски (или по-немецки, по-французски). У них хорошее произношение и примерно 2 тысячи слов в запасе. А еще два месяца занятий окончательно закрепляют знание языка.

Наверное, эти факты произведут сильное впечатление на тех читателей, которые учили иностранный язык в школе, потом в вузе, потом в аспирантуре (в общей сложности лет 12) и в лучшем случае могут со словарем перевести газетную статью…

Суггестопедия использует силу воздействия на человека, которой обладает искусство. Она вовлекает участника занятий в живой процесс общения, создает повышенное эмоциональное состояние, снимает (хотя и другими средствами, чем доктор Райков) «барьер неуверенности». Иноязычная речь не «заучивается», а как бы проникает в человека через все поры его личности, используя как сознательные, так и подсознательные каналы.

Опять-таки можно спорить о научных основах суггестопедического эффекта, о том, может ли каждый преподаватель стать актером и режиссером, о сравнительной ценности разных методов обучения иностранному языку. Бесспорно только одно – что и здесь мы имеем дело с использованием резервов мозга, которые в других условиях остаются в тени.

Что такое «социальное наследование». Велики, почти безграничны возможности мозга человека. Однако эти возможности, как мы видим, могут быть использованы по-разному, даже для приобретения повадок животного. И если ребенок становится человеком, то этим он обязан человеческим условиям жизни и воспитания.

Попытаемся выяснить, почему они необходимы, какие особенности мира, в котором мы живем, помогают каждому представителю человеческого рода высоко подняться над животным, создают основу для приобретения способностей, свойственных человеку.

Заглянем для этого в «лабораторию» тех ученых (палеонтологов, антропологов, археологов), которые изучают животных и людей, населявших Землю в давние времена; по свидетельствам, сохранившимся в пластах земли, восстанавливают облик, образ жизни, уровень развития ее древних обитателей.

Главный источник сведений для палеонтолога – кости вымерших животных. Зайдите в палеонтологический музей и вы очутитесь среди скелетов допотопных ящеров, мамонтов, саблезубых тигров. Кости рассказывают историю жизни их обладателей. Так, строение зубов сообщает специалисту, чем питалось животное, строение конечностей – как оно передвигалось. А зная это, нетрудно установить, как оно добывало себе пищу. Добавьте к этому такие особенности, как размеры скелета, наличие костяного панциря, рогов, клыков и т. п. – и вы получите достаточно ясное представление о способах нападения или защиты от врагов. Наукой найдены удивительно точные законы соответствия между строением разных костей. Так что не обязательно даже иметь целый скелет – иногда по одной-единственной челюсти или другой части можно восстановить все остальное. А дальше вступают в силу законы соответствия между строением скелета и мягкими тканями. Ведь даже по сохранившемуся черепу можно восстановить портрет человека. И мы получаем точные изображения существ, живших сотни тысяч и миллионы лет назад, прослеживаем, как постепенно изменялся внешний облик животных и, главное, образ их жизни, как исчезали одни и появлялись другие, новые виды, все более приспособленные к условиям существования. Это возможно потому, что реконструкция строения организма животного есть вместе с тем и реконструкция основных особенностей его поведения, каждый шаг развития ведет к изменению строения организма и его поведения.