Читать книгу "Пять баксов для доктора Брауна. Книга 5 - М. Р. Маллоу"

Репортер развалился на заднем сиденьи, по-хозяйски обняв спинку.

Увидев это, Маллоу пришел в неистовство. Д.Э. Саммерс доскакал как раз вовремя, чтобы спасти компаньона из рук хохочущего русского. Он уже открыл рот, когда Дюк буркнул:

— Ты совсем, что ли, за дурака меня держишь? Что я, нарочно, что ли? Сперли твои цепи! — и набрал снега, чтобы приложить к разбитому носу.

Маллоу хотел добавить, что русским mouzhik у трактира очень пригодятся отличные цепи противоскольжения компании «Хьюгсон энд Мертон», но не смог этого сделать. От мороза у него стыли даже зубы.

Метель усилилась. Нужно было как можно скорее добраться до станции. Оттуда, согласно плану, следовало отправиться в Псков, повторить всю процедуру с Технической комиссией, и, наконец, выйти к финишу.

Саммерс плюхнулся на свое место и схватил карту.

— Туда, — сказал он.

Опушка леса становилась все ближе и ближе. Но тут под колесами затрещало, машину резко подбросило, и прежде, чем Д.Э. Саммерс успел понять, что же, собственно, произошло, как вместе с автомобилем погрузился в воду.

Ледяная вода в одну секунду проникла сквозь шубу, толстый свитер, сквозь обе пары теплого белья, три — вязаных носков, сквозь зимние ботинки. «Модель-Т» с треском раскроил ледяную корку и застрял, задрав на берег задние колеса.

Поединок

От холода у обоих свело руки, ноги и челюсти, открыть дверцы авто показалось невозможно, а когда это удалось, промокшие и мигом покрывшиеся ледяной коркой перчатки не желали гнуться. Компаньны безуспешно скребли снег, твердый, как камень, пока, наконец, не избавились от перчаток, не ободрали в кровь пальцы и невероятным усилием не выбрались на берег. Но что толку? Идти они не могли, да и идти было некуда. Маллоу не имел даже сил сказать что-нибудь. Он едва удерживался на ногах. Он понимал, что жить ему осталось недолго. И вдруг он увидел, что Д.Э. Саммерс, едва шевеля синими губами, показывает куда-то за его спину.

Приблизительно с той стороны, где должна была находиться железнодорожная станция, бежали люди. С невероятным облегчением двое джентльменов сдались в их руки и позволили увести себя в дом из бревен. Пока с них сдирали мокрую одежду, двое джентльменов, у которых, правда, здорово плыло перед глазами, рассмотрели посреди комнаты удивительное сооружение, покрытое белой штукатуркой. Сооружение топили дровами. Но это была больше, чем печь. Это был дом в доме — целая универсальная система с большим верхним блоком, завешанным для уюта ситцевыми занавесками, отапливаемым дровами нижним, с нишами, где на полках держали домашнюю утварь. Внизу были устроены маленькие домашние животные: теленок, двое козлят и свинка. С ними возились дети: два мальчика и девочка. Вся эта деревенская идиллия создавала совершенно непередаваемую атмосферу.

Оставив американцев без единой тряпки, им дали один на двоих полушубок и загнали по приставной лестнице на самый верх универсальной системы. За занавесками оказалось место для лежания — большая, занимавшее не менее половины всего сооружения, ниша. Полушубок из двух овечьих шкур, сложенных вместе, издавал удивительно сильный кислый запах, и следует заметить, быстро согрел.

На горячей стене сушились пучки трав. Судя по запаху, среди них находились укроп, мята, ромашка, липовый цвет и еще что-то. Особенно вызывающе вел себя чеснок. Выше, должно быть, для детей, висели пучки березовых веток. Над ветками источали запахи гирлянды сморщенных черных кусочков, сморщенные корешки, тряпичные мешочки неизвестно с чем. Ароматический букет смешивался с запахом фермы, плохой вентиляции, от которой Форд с его писаными и неписаными правилами умер бы на месте, вареной капусты и горячего хлеба.

Универсальное сооружение было довольно вместительным: на другом его конце, под тряпками, кто-то спал. Двое джентльменов не имели сил подняться и посмотреть, кто там. К тому же, без одежды это едва ли было удобно. Но очень скоро тряпки зашевелились и выяснилось, что там находится небольшая старушка. Сделав такое заключение, компаньоны окончательно сроднились с полушубком и тут обнаружили вокруг себя еще котят. Котята пищали и ползали.

— Брысь, — кое-как выговорил Саммерс, убрал котят у себя из-под бока и осторожно повернул голову. На него бессмысленно смотрел компаньон. Снаружи заскрипела лестница, за занавески заглянул хозяин дома, бережно, как ребенка, передал бутыль с плескавшимся мутным содержимым, и почти сразу забрал ее обратно.

В желудках двоих джентльменов давно было пусто, голова сейчас же пошла кругом, а жидкость, которой они как следует хлебнули, напоминала по вкусу дешевый виски с тяжелым, приторным запахом дрожжей. От стен шло тепло, сгущавшее и без того спертый воздух. В общем, очень скоро оба находились в ужасающем состоянии.

Впоследствии ни один, ни второй не любили вспоминать этот момент. Он даже не был описан в записной книжке М.Р. Маллоу. Но, в конце концов, для нашего повествования важно лишь то, что довольно скоро оба джентльмена, вполне живые, хотя и пьяные, как никогда не могли себе вообразить, крепко спали, начисто забыв и о гонке, и о графе, и о будущей каторге, и, самое главное, о деньгах.

Прошло уже очень много времени, по меньшей мере, несколько часов. Голые компаньоны спешили покинуть свое убежище. Пока Маллоу, в ужасе обнаруживший, что старушка с интересом его рассматривает, прятался в углу, Саммерс, в до самой шеи застегнутом полушубке, спустился вниз. Русские фермеры сидели за столом. Там стояло всего два предмета: та самая бутыль с инфернальной жидкостью и большая миска с вареным картофелем. Каждый залезал в миску руками. Ложка — деревянная — была только у хозяина дома.

Не в силах сообразить, что сказать под устремленными на него взглядами, Саммерс решил не говорить ничего. Он выдавил из себя улыбку и оглянулся по сторонам. Нашел, что на веревке, натянутой вдоль печи, сушилась их с Маллоу одежда. Вещи задубели и сморщились, севшие, изрядно сырые енотовые шубы оглушительно воняли псиной, козленок задумчиво жевал штанину принадлежавших Д.Э. кальсон. Делая вид, что нимало не смущен всеобщим вниманием, Саммерс выдрал кальсоны из пасти животного, стянул шмотки с веревки и забрался назад. Компаньоны, наконец, оделись. Вытрясли из волос ромашковую пыль. Влезли в обгорелые, покореженные ботинки. Им казалось, что в доме пьет и ест целая толпа людей, непонятно, как поместившаяся в небольшое помещение. На самом деле людей было меньше десятка. Все они наблюдали за американцами, никак не вмешиваясь в происходящее. Но только двое джентльменов взяли шубы, как были силой усажены за стол.

Чувствовали они себя плохо.

Их трясло похмельным ознобом. В голове клубился тошнотворный туман, голоса приближались и отдалялись, сердце билось, как сумасшедшее, все, что творилось, напоминало лихорадочный бред. Никто не понимал ни слова из того, что они пытались сказать, сами американцы тоже не понимали ни черта, но еще хуже было то, что в этом не было необходимости: все обращенные к ним реплики содержали одно-единственное требование: выпить как можно больше.