Читать книгу "Маленький парашютист - Татьяна Чекасина"

Вечерком Чупова пришла в шикарный кирпичный дом. Стены свежей краской выкрашены, ничего похабного не нарисовано. Какой-то дядечка не сразу пропустил к лифту, сперва позвонил наверх. Открыла молодая женщина, как-то сразу понявшая:

– А-а, полушубок…

В прихожей были: зеркало, вешалка культурная, подставка для обуви. «Всё по уму», как скажет Чупов. В приоткрытую дверь из комнаты выглянул Владлен Афанасьевич: на лице очки, в руке газета. Его жена быстро отворила дверь в прохладу подъезда. Чуповой хотелось побыть ещё, стояла и хихикала, но сообразила: жена Владлена Афанасьевича может простудиться без рукавов, и ушла на мороз сама. Вначале несла полушубок, обхватив, потом набросила на плечи. До чего стало ей тепло! Будто обнял кто-то добрый.

На дровяном складе над вагонами, полными срубленными деревьями, горело холодное солнце в небесах. Получив квитанцию взамен денег, прошла Чупова за женщиной, укутанной платком. Эта тётенька показала ей, где можно подбирать: наклоняйся и кидай в кузов грузовика. Пар от лица всё застил. Чупова хватала ледяную скользкую щепу наугад, точно золотую рыбу ловила руками в мелкой воде.

Мужики подошли:

– А дрова чего не берёшь? – спросил один.

– Рубить не умею, а пилы нет; мой-то на северaх…

Второй мужик покрутил у виска и подмигнул. Поехали. Мужики в кабине (один за рулём). Нет, бортовая не «открытая». Кузов был затянут плотной материей, но и в полушубке Чупова замёрзла, сидя в этом брезентовом домике. Еле разогнулась у сарая; возле него повыбрасывали щепу из кузова прямо в снег. Одно ведро щепы шофёр занёс в дом, но зажечь не сумел. Распорядился включить электроплитку, поставив её набок. Лицо и руки отогрелись. Другой дядька слетал в магазин (пришлось дать на водку). Попросили они «закусь». И «хозяйка» (так называли) выставила на стол жестяную банку со сладкой кукурузой (дёшево, а вкусно). Выпили… Тот ещё сбегал. Счастливая Чупова раззадорилась от пития, ей никогда не было так весело. Всё идёт, как надо: работа лёгкая и среди вежливых людей. Артур Геннадиевич немного забывчив: надо же, в носках шастает! Сегодня и вовсе праздник: дрова… Перезимует без родичей, без Чупова (его, – подтвердили в загсе слова уборщицы, – искать не будут).

– Ты чего дуроковатая? – полюбопытствовал один из мужиков, заигрывая.

Объяснение для неё привычное: схлопотала по голове с продолжительной отключкой сознания. Мама огрела, потом склонилась над ней, слёзы льёт. На ум, нет, не повлияло, зато лечили два месяца и поставили на учёт. Диагноз (она трудные слова запоминает): «Гематома передних долей головного мозга».

– …черпаком железным! – захохотала Чупова впервые развязно, гости – за ней…

Проснулась она среди тьмы и холода полностью раздетой, прикрытой едва, на кровати, недавно – супружеской, ныне, как в ужасе догадалась, – осквернённой. Натянула одежду, стащенную чьими-то торопливыми вороватыми руками. С опаской включив тусклый свет, дверь, распахнутую во тьму раннего зимнего утра, притянула на крючок. Пустые бутылки валялись, кукуруза была доедена (пять банок, весь припас). Исчез полушубок Владлена Афанасьевича. Щепа не горела: только примется огонь, тотчас затухнет… Рядом с постелью, где забившись под одеяло и под пальто в горошек, лежала она (не хотелось: ни жить, ни топить печь, ни ехать на работу), пылала электроплитка, поставленная набок. Вскоре плитка упала открытой спиралью на табурет. Табурет загорелся. За ним взялся остов дивана… Пламя бушевало, радуясь просохшему дереву, согревая спящую. Сделалось ей жарко, угарно, но хорошо. В этой комнате, в этом домике, в этой деревне Кадушкино её уже, считай, не было. Вырвавшись с дымом из щелей, просочившись на простор, летела Чупова над домами, снисходительно взглядывая вниз. Вот и Научный городок остался позади…

– Артур! – крикнула она так, будто они на равных, – ты опять тапочки забыл! – и взмыла в недосягаемую для живых синеву.

Ковров, оторвавшись от алгоритмов, удивлённо глянул под стол: ноги были на сей раз обуты.

– Галлюцинирую, ребята, начитался фантастики, – сказал он горько и, вдруг, увидел за числами быстро истаявший, знакомый, беспредельно доверчивый взгляд.

Свекровь

Сразу за проходной подошла к Анне Лилька (соседка из одного оврага) и сказала, будто на крыльцо Анне привезли какую-то бабку, с обеда лежит.

– На моём крыльце?! – поразилась Анна, не поверив, Лильку считала глуповатой. – И почему это она «лежит», она что – мёртвая?

– Может, и живая, – ухмыльнулась Лилька в ответ, – но встать не может.

Выйдя на мост, Анна сразу и увидела свой дом, стоявший среди других таких же в низинке, которую местные жители называли «нашим оврагом». Окошки золотились от пошедшего на закат солнца. Шла она, не спуская с него глаз, даже споткнулась. В самом деле, на крыльце чернело что-то, какое-то пятно. Сбежав под откос, Анна пропустила мчавшуюся мимо электричку, колеса обдали запахом смазки. Войдя в улицу, она увидела у своего палисадника полно народу, точно похороны. Косынка сползла с головы, но Анна не заметила, как она крутится на шее.

– Что случилось? – спросила привычным бригадирским голосом.

– Бабку привезли, – сказала Зина, соседка напротив.

Все расступились, Анна развязывала на шее косынку, но руки не слушались. На нижней широкой ступеньке крыльца на больничных носилках лежала старуха, тонкая, почти и неживая, накрытая одеялом в фиолетовых цветочках.

– Это что ж такое! – отступила Анна, сложив руки на груди, будто придерживая сердце, готовое выпрыгнуть.

Старуха была в забытьи, глаз не открывала. Для Анны (другие уже слышали эту историю) Зина снова рассказывала:

– Вижу: остановилась «скорая». Выглядывает врач: «Здесь живут Булошниковы?» Здесь, – говорю. Открыли дверцу, носилки вытащили… Мужик загорелый в тюбетейке говорит: «Мать привёз им из Ташкента. Она сама просила, мол, помереть хочу на родине своей». Я говорю: что уж переубедить не смогли старуху-то? К чему тащили такую даль? А он отвечает: «Вот сто рублей у нее в платке и документы, очень тороплюсь, у меня поезд в шесть ноль-ноль». Бросил так и укатил!

Другая соседка Надя руками всплеснула:

– А старушка-то всё без сознания!

– Вроде, да…

Все посмотрели на бабку.

– Врач в «скорой» (какой-то парень без врачебного халата) сказал авторитетно, мол, она слабая и парализованная, но ещё может долго прожить, просто с дороги умучилась. У неё сердце крепкое, – дополнила Зина.

– Сердце крепкое! – ахнули в толпе.

– Ну и, слава богу, пусть живет, чем помирать! – сказала сердобольно новенькая в посёлке Надя. – Анна, ключи-то у тебя…

Все посмотрели на Анну. Она глядела мимо лиц, мимо глаз вопрошающих, молча нашарила в кармане ключи, отдала кому-то в протянутую руку, сама пошла в огород, медленно, больным шагом.

…В доме старуху положили на Вовкину кровать, он с занятий вернулся: