Читать книгу "Голос ночной птицы - Роберт МакКаммон"

Его творение погибало. Она убивала его. Пусть решетки и толстые стены тюрьмы держат ее тело, ее дух — ее призрак — улетал танцевать и резвиться с нечестивым любовником, строить новые козни на горе и погибель мечте Бидвелла. Изгнать подобную гидру на милость джунглей было бы недостаточно: она открыто заявила, что не уйдет и никакая сила на земле не заставит ее покинуть свой дом. Не будь Бидвелл человеком законопослушным, он бы просто велел повесить ее, и все тут. На дело будет представлено суду, и помоги Бог судье, который станет его вести.

«Нет, — подумал он мрачно. — Помоги Бог Фаунт-Роялу».

— Эдуард, — спросил Бидвелл, — каково сегодня у нас население?

— Точную цифру? Или оценку?

— Оценки достаточно.

— Около ста человек, — сообщил Уинстон. — Но еще до конца недели это изменится. Доркас Честер при смерти от лихорадки.

— Да, я знаю. Это болото еще долго будет наполнять наше кладбище.

— Кстати о кладбище… Алиса Барроу тоже слегла.

— Алиса Барроу? — Бидвелл повернулся от окна к собеседнику. — Она захворала?

— Сегодня утром я по некоторым делам заходил к Джону Суэйну, — сказал Уинстон. — Как утверждает Касс Суэйн, Алиса Барроу сообщила нескольким лицам, что страдает от снов о Черном Человеке. Сны так напугали ее, что она не желает вставать с постели.

Бидвелл гневно фыркнул:

— Так что, эти сны от нее расползаются, как прогорклое масло по горячей лепешке?

— Похоже на то. Мадам Суэйн мне говорила, что сны имели отношение к кладбищу. Более того, они были настолько ужасны, что у нее нет слов.

— Господи Иисусе! — произнес Бидвелл, краснея. — Ведь Мейсон Барроу — разумный человек! Неужто он не может заставить жену придержать язык? — Двумя широкими шагами он подошел к столу и с размаху хлопнул по нему ладонью. — Вот от таких глупостей и разваливается мой город, Эдуард! То есть наш город. Видит Бог, от него через полгода останутся одни руины, если эти языки не перестанут болтать!

— Я не хотел вас расстраивать, сэр, — пояснил Уинстон. — Я лишь пересказываю то, что вам, по моему мнению, необходимо знать.

— Посмотрите! — Бидвелл показал рукой на окно, где разбухающие дождем тучи снова начали закрывать солнце. — Пустые дома, пустые поля! В мае прошлого года у нас тут было больше трехсот жителей! Трехсот! А теперь вы мне говорите, что их всего сотня?

— Или около того, — поправил Уинстон.

— Вот именно, и скольких еще заставит бежать язык Алисы Барроу? Черт побери, не могу я сложа руки ждать, пока приедет судья из Чарльз-Тауна! Что тут можно сделать, Эдуард?

На лице Уинстона выступила испарина от влажности в комнате. Он поправил очки.

— У вас нет иной возможности, кроме как ждать, сэр. Законы необходимо соблюдать.

— А какие законы соблюдает Черный Человек? — Бидвелл оперся руками на стол и наклонился к Уинстону, блестя выступившими на красном лице бисеринками пота. — Какие правила и постановления ограничивают его любовницу? Лопни мои глаза, но я не могу смотреть спокойно, как все, что я вложил в эту землю, будет разрушено каким-то потусторонним мерзавцем, которому насрать на мечты людей! Свою корабельную компанию я построил, не сидя на заднице и не дрожа, как баба! — Это он произнес сквозь сжатые зубы. — Идете вы со мной или нет, это как вам хочется, Эдуард! А я пойду и положу конец болтовне Алисы Барроу!

Он зашагал к двери, не ожидая управляющего, который поспешно закрыл гроссбух и вскочил, чтобы бежать следом — как мопс за широкогрудым бульдогом.

Они спустились по предмету, который для обычных граждан Фаунт-Рояла был чудом, достойным созерцания: по настоящей лестнице. У нее, правда, не было перил, поскольку плотник, руководивший ее возведением, умер от дизентерии до окончания работ. Стены особняка Бидвелла были украшены картинами и гобеленами английской пасторальной жизни, но внимательный осмотр выявлял следы плесени. На многих побеленных потолках имелись водяные пятна, а в темных нишах можно было заметить крысиный помет. Бидвелл и Уинстон спустились по ступеням, громко стуча сапогами, и привлекли внимание домоправительницы Бидвелла, всегда следившей за передвижениями своего хозяина. Эмма Неттльз была широкоплечей коренастой женщиной лет тридцати пяти и обладала носом столь внушительным и подбородком столь квадратным, что могла бы краснокожего воина испугать до смертных судорог. Сейчас она стояла у подножия лестницы; пышное тело было облечено в обычный балахон, накрахмаленная белая шляпа заставляла промасленные и прилизанные без нежностей волосы лежать недвижным строем.

— Какие будут приказания, сэр? — спросила она с весьма заметным шотландским акцентом. В ее мощной тени стояла одна из служанок.

— Я ухожу по делам, — коротко ответил Бидвелл, снимая с вешалки темно-синюю треуголку — одну из нескольких разных цветов, подходящих к соответствующим костюмам. Он надвинул шляпу на лоб, что было не так просто, учитывая высоту парика. — На ужин пусть будут «рваные парнишки» и кукурузный хлеб. И присматривайте за домом.

Он шагнул мимо нее и служанки к входной двери, сопровождаемый Уинстоном.

— Это уж как всегда, сэр, — произнесла мадам Неттльз тихо, как только дверь закрылась. Глаза под нависшими веками были мрачны, как ее манеры.

Бидвелл остановился только на секунду — открыть украшенные чугунные ворота, окрашенные белым, шести футов в высоту и привезенные из Бостона за большие деньги, которые отделяли его особняк от прочего Фаунт-Рояла, а потом зашагал по улице Мира таким шагом, который нелегок был и для более молодых и тощих ног Уинстона. Мужчины миновали источник, где Сесилия Симз наполняла ведро водой. Она попыталась поздороваться с Бидвеллом, но, увидев на его лице гневную решимость, подумала, что лучше держать язык за зубами.

Последние жалкие лучи уже скрылись за тучами, когда Бидвелл и Уинстон прошагали мимо медных солнечных часов, установленных на деревянном пьедестале на пересечении улиц Мира, Гармонии, Трудолюбия и Истины. Том Бриджес, погоняя запряженную волами телегу по дороге к своей ферме и пастбищу на улице Трудолюбия, поздоровался с Бидвеллом, но создатель Фаунт-Рояла не замедлил шага и никак не реагировал на приветствие.

— Добрый день, Том! — ответил Уинстон, после чего ему пришлось поберечь дыхание, чтобы не отстать от работодателя, который свернул на восток, на улицу Истины.

В здоровенной луже посреди улицы расположились две свиньи, одна из которых радостно хрюкала и закапывалась в жижу под возмущенный лай пораженной паршой дворняги. Дэвид Каттер, Хирам Аберкромби и Артур Доусон стояли неподалеку от свиней и лужи, покуривая глиняные трубки и поглощенные каким-то мрачным разговором.

— Добрый день, джентльмены! — произнес Бидвелл, проходя мимо, и Каттер, вытащив изо рта трубку, окликнул его:

— Бидвелл! Когда судья сюда доберется?

— В свое время, джентльмены, в свое время! — ответил Уинстон, не останавливаясь.