Читать книгу "Индиго - Денис Шулепов"

Но Валентину не нужно было ждать полгода, при желании он мог случайно набрести на «горбатую» «Волгу», ведь он почувствовал весёлое злорадство сидящих в машине, значит, как и раньше мог проникнуть в скоротечность их мыслей и низменность желаний. Мог… Только есть сейчас занятия и поважнее. Перед тем как выйти из дома, Валентин набрал номер Второго Из Списка, но трубку никто не взял, однако появилось непреодолимое желание наведаться по тому адресу.

Теперь, стоя у перекрестка, он думал, верно ли то, что возвращение — плохая примета, или всё-таки это чушь. Решив не рисковать, Валентин, чертыхаясь, направился к метро.

На нужный дом на Дмитровском шоссе Валентин наткнулся не сразу, пришлось намотать несколько кругов по району. Конечно, можно было и спросить, но Валентин осторожничал, потому, как бывало, спросишь, а дом-то вот, перед носом, а тётка, у которой спросил, окажется его управдомом и начнёт домогаться — кто вы? к кому? да зачем? Лишнее привлечение внимания. Оно надо?

Валентин раскачивался на детской качели. Втулки в ржавых петлях ужасно скрипели, но юноша не обращал внимания. Последнее приковано к подъезду дома, где жил Второй Из Списка, Анатолий. Дождь на некоторое время стих, но шкодливый ветерок заставлял ёжиться и покрываться мурашками. Валентин негодовал на себя: зачем он здесь в непогоду.

И вдруг! Он увидел Второго Из Списка. Словно невидимая рука жахнула по диафрагме, заставив на долю секунды задохнуться. Валентин едва не шмякнулся с качелей на грязно-мокрую гальку. Это действительно был он, без обману, но Валентину в страшном сне не могло присниться, что Вторым Из Списка будет… древний старик!

Дед шаркал стоптанными штиблетами по асфальту, опираясь на палку одной рукой, а другой — цепко держа поводок, прицепленный к шее не менее старой и облезлой болонки.

«Старый полковник с безумной болонкой тихо живёт на седьмом этаже, книг и газет он уже не читает и не мечтает уже…» — пришла на ум Валентину песня Алёны Свиридовой.

Валентин разглядел на лацкане пиджака старика орден, и в его голове возник образ, образ-воспоминание одного из фильмов о войне, а конкретно — эпизод, когда советский солдат в вагоне эшелона, следующего на фронт, уговаривал девчонку отдаться ему, дескать, может быть, он на днях героически погибнет и так и не побывает ни разу с женщиной. Сердобольная девчонка соглашается, а молодому похотливому пареньку лишь того и надо. Валентин подумал: «А сколько этот не исправившийся и не наученный горьким опытом прошлых жизней старик успел «под шумок» войны попортить наивных и невинных девчат?»

— Боже ж ты мой, но он же почти двумя ногами в могиле! — изумился Валентин, отказываясь понимать Его промысел. Зачем, спрашивается, лишать старика безнадежной жизни, даже если он и совершил когда-то

в молодости

в другой жизни

преступление? Нынешняя жизнь старика (в отличие от прежней ) была сущим адом, судя по отрепьям, висящим на сухоньких плечах. В ответ на изумлённый вопрос вспомнилась телепередача о фашистах и судебных преследованиях. Для фашистов не существует срока давности. Доживи фашист до ста лет — не умрёт своей смертью в мягкой постели, если до него добралась Рука Правосудия!

Валентин воспринял воспоминание как разъяснение Божие и попросил прощения у Него за своё недопонимание и за то, что заставил Его объяснять ему, олуху Небесному, простые истины.

«Я как волк-санитар, только не леса, а городских джунглей» , — заключил про себя Валентин.

Тем временем дед уже набирал код на домофоне.

Валентин спрыгнул с качелей, которые громко скрипнули напоследок, и побежал к подъезду.

Дед открыл дверь и пропустил вперёд собаку.

Дверь закрылась перед Валентиновым носом.

— Чёртов день! — выругался Валентин, без толку дергая дверную ручку. Потом посмотрел на домофон. Закрыл глаза. Дотронулся до кнопок. Сосредоточился. И пальцы самостоятельно нажали череду цифр кода.

Домофон «запел» и размагнитил замок. Валентин вбежал в подъезд, на ходу вспоминая номер квартиры Второго Из Списка.

— Третий этаж, — прошептал Валентин и только тогда расслышал шаркающие шаги наверху.

Проворно прыгая через три ступеньки, он нагнал старика. И нагнал на старика страху.

— Здрасьте! — выдохнул Валентин.

— Ох ты! — дёрнулся старик, роняя ключи на плиточный пол. Ключи громко звякнули, напугав дедову шавку. Та то ли гавкнула, то ли кашлянула и прижалась к хозяйской ноге, поджав хвост. — Что ж такое пугать средь бела дня! — возмутился старик.

— Прошу прощения! Не хотел. — Валентин приложил руку к сердцу (он действительно не хотел лишнего шума) и нагнулся, чтобы подобрать ключи с пола.

— А ты кто, сынок? — спросил старик.

Валентин выпрямился и без замаха вонзил нож в дряхлую грудь.

— Смерть твоя, фашист, — ответил Валентин, глядя в вытаращенные глаза испускающего дух старика. Он подхватил деда одной рукой, а другой сунул ключ в замочную скважину. Открыл дверь. Болонка полоумно рванула в комнату, едва появилась щель между дверью и косяком. Валентин втащил старика и прикрыл дверь.

В квартире удивительно захламлено. Видимо, у деда был диагноз Плюшкина в последней хронической стадии, воняло соответственно. Валентин, покривив нос, отволок тело на кровать и накрыл одеялом. Потом подошёл к двери и некоторое время вглядывался в глазок. На лестничной площадке было по-прежнему тихо.

Валентин закрыл дверь на ключ и поспешил удалиться.

Неожиданно для самого себя Второй Из Списка оказался вычеркнут.

— И мне снова не понадобилось перевоплощаться в неё… а жаль! — пробормотал Валентин, перебегая дорогу, заполненную стоящими в пробке автомобилями.

38

Из дневника:

Почему во Второй мировой войне больше всего досталось России… СССР? Потому что тогда была эра безбожия, и Бог карал за отречение от Него новоявленных иуд-коммунистов. Многие советские солдаты крестились, молились, вспоминали о Боге пред ликом смерти. Поэтому и победили, что уверовали.

Как-то в детстве я воочию наблюдал настоящее сражение.

Две армии строгой цепочкой в три-четыре ряда двигались друг на друга решительным маршем. Первые воины схватились. И я уже знал, за кем останется победа, и в том не было ничего сверхъестественного. Сражение маленьких чёрных «домашних» муравьёв, защищающих покой своего муравейника, против громадных красных «лесных» муравьёв, чья воинственность известна натуралистам. Естественно, что красные брали верх над чёрными: чёрных было много, и хвала самоотверженности их коллективного разума, но красных было не меньше и они сильнее, потому как (я так думаю) коллективный разум красных нацелен на войну, а не на защиту.

Аналогична война шершней и пчёл (был показан хороший пример в одной из серий мультипликационного сериала «Пчела Майя»).