Читать книгу "Разговор в "Соборе" - Марио Варгас Льоса"

Дверь кабинета отворилась, вошел человек с бумагами под мышкой, сдержанно поклонился — разрешите, господин министр? — но полковник остановил его — потом, доктор Альсибиадес, проследите, чтобы нам не мешали. Тот снова поклонился и исчез.

— Господин министр! — усмехнулся Бермудес, отчужденно оглядываясь по сторонам. — Не верится. Не верится, что мы с тобой тут сидим и что нам обоим уже под пятьдесят.

Полковник Эспина ласково улыбнулся ему. Он уже довольно сильно облысел, но ни на висках, ни на затылке, где волосы еще оставались, седина не проглядывала, и медная кожа была свежей и гладкой; он медленно обвел взглядом морщинистое, словно выдубленное временем, с застывшим выражением безразличия лицо Бермудеса, его щуплую, старчески сгорбленную фигуру, вжавшуюся в красный бархат просторного кресла.

— Погубил ты себя этой женитьбой нелепой, — сказал он с покровительственной, нежной укоризной. — Это была величайшая ошибка в твоей жизни. А ведь я тебя предостерегал, помнишь?

— Ты меня вытребовал в Лиму, чтоб поговорить о моей женитьбе? — спросил Бермудес, ничуть не сердясь, не повышая голос, звучавший как всегда — монотонно и обыденно. — Еще слово, и я уйду.

— Ты все такой же, чуть что — и обиделся, — засмеялся Эспина. — Как Роса-то поживает? Детей, я знаю, вы не завели.

— Перейдем к делу, если не возражаешь, — проговорил Бермудес. Дымка усталости заволокла его глаза, угол рта нетерпеливо дернулся. В окне за спиной полковника плыли низкие грузные тучи, превращаясь то в островерхие купола, то в плоские крыши с узорчатыми карнизами, то в кучи мусора.

— Мы с тобою редко видимся, но ты по-прежнему — мой лучший друг, — чуть погрустнел полковник. — Как я тобой восхищался в детстве, Кайо. Я тебе чуть ли не завидовал. Не то что ты — мне.

Бермудес невозмутимо глядел на него. Сигарета, зажатая между пальцев, догорела, столбик пепла обломился и упал на ковер, клубы дыма наплывали на его лицо, словно волны — на бурый утес.

— Когда я стал министром в правительстве Бустаманте, у меня перебывали все наши одноклассники. Все — кроме тебя. Почему? Ведь мы с тобою были как братья. Дела твои шли неважно, я бы мог тебе помочь.

— Прибежали, как собачки, лизать тебе руки, просить, чтобы замолвил слово, устроил выгодный заказ, — сказал Бермудес. — А про меня ты, должно быть, подумал: ну, или разбогател, или уже на том свете.

— Нет, я знал, что ты жив и бедствуешь, — сказал Эспина. — Пожалуйста, не перебивай меня, дай договорить.

— Ты все такой же тугодум, — сказал Бермудес, — цедишь в час по чайной ложке, в точности как в школе.

— Я хочу чем-нибудь быть тебе полезным, — пробормотал полковник. — Скажи, как я могу тебе помочь?

— Отправь меня поскорее в Чинчу, — со вздохом ответил Бермудес. — Дай машину или прикажи купить билет на автобус — все равно. Твой вызов в Лиму может мне дорого обойтись: лопнет очень интересная сделка.

— Значит, ты доволен своей судьбой и не горюешь от того, что стал старым грибом из захолустья и что денег у тебя нет, — сказал Эспина. — Совсем у тебя честолюбия не осталось.

— Зато гордость осталась, — сухо ответил Бермудес. — Я не люблю покровительства и одалживаться тоже не люблю. Все?

Полковник глядел на него изучающе, словно пытался отгадать таившуюся в его собеседнике загадку, и радушная улыбка, все время скользившая по его губам, вдруг погасла. Он стиснул ладони, переплел пальцы с отполированными ногтями, вытянул шею.

— Ну, что, поговорим начистоту? — с внезапно проснувшейся энергией произнес он.

— Давно пора. — Бермудес раздавил в пепельнице окурок. — Я устал от изъявлений любви и дружбы.

— Одрии нужны надежные люди, — раздельно произнес полковник, так, словно его самоуверенная вальяжность вдруг оказалась под угрозой. — Все нас поддерживают, но ни на кого нельзя положиться. «Ла Пренса» и Аграрное общество[17]хотят только, чтобы мы отменили контроль за котировкой и охраняли свободу торговли.

— Вы же действуете к полному их удовольствию, — сказал Бермудес. — В чем же дело?

— «Комерсио» называет Одрию спасителем отчизны лишь потому, что ненавидит апристов. Им от нас нужно, чтобы мы оттеснили АПРА, и больше ничего.

— Сделано, — сказал Бермудес. — Опять же не вижу проблемы.

— «Интернешнл», «Серро» и прочие компании мечтают о твердой руке, которая взяла бы за глотку профсоюзы, — не слушая его, продолжал полковник. — Каждый тянет одеяло на себя.

— Экспортеры, антиапристы, американцы и армия, — сказал Бермудес. — Деньги и сила. Одрии жаловаться не приходится. Чего ему еще? Большего и желать нельзя.

— Президент превосходно чувствует умонастроение этих сволочей, — сказал полковник Эспина. — Сегодня они за тебя, а завтра вонзят нож в спину.

— В точности как вы это проделали с Бустаманте, — улыбнулся Бермудес, но полковник на улыбку не ответил. — Будут поддерживать режим, пока он их устраивает. Потом найдут другого генерала, а вас — коленом под зад. У нас в Перу спокон века так.

— На этот раз будет по-другому, — сказал Эспина. — На этот раз мы им спину не подставим.

— Очень правильно поступите, — подавив зевок, сказал Бермудес. — Я только все никак не пойму, зачем ты мне это все рассказываешь.

— Я говорил о тебе с президентом, — предвкушая впечатление, которое произведут его слова, сказал полковник, но Бермудес даже бровью не повел: сидел, как сидел, опершись на подлокотник и обхватив щеку ладонью, слушал молча. — Мы прикидывали, кому доверить Государственную канцелярию, тасовали колоду, и тут у меня с языка сорвалось твое имя. Глупо?

Он замолк, рот его скривился, глаза сузились — от усталости? досады? сомнения? сожаления? Несколько мгновений он где-то витал, а потом уперся глазами в лицо Бермудеса, но оно сохраняло прежнюю безразлично-выжидательную мину.

— Должность не очень видная, но крайне важная для нашей безопасности, — добавил полковник. — Ну, что, большого дурака я свалял? Меня предупредили: там нужен человек, которому бы ты доверял как самому себе, «второе я», правая рука. Я и подумать не успел, как твое имя само у меня выговорилось. Видишь, я с тобой как на духу. Очень глупо?

Бермудес вытащил новую сигарету и закурил, жадно всосал в себя дым, потом закусил губу. Он глядел на тлеющий кончик сигареты, на струйку дыма, в окно, на мусорную кучу крыш перуанской столицы.

— Я знаю, ты, если захочешь, будешь моим человеком, — сказал полковник Эспина.

— Вижу, ты питаешь доверие к былому однокашнику, — сказал наконец Бермудес так тихо, что полковник подался вперед. — Большая честь для жалкого провинциала, не преуспевшего в жизни и к тому же без всякого опыта, стать твоей правой рукой, Горец.