Читать книгу "Кровь цветов - Анита Амирезвани"

В гаремные дни Гостахам обычно посылал туда Мербану, но накануне она заболела. На базар отправилась Гордийе, и я уговорила Гостахама отпустить меня с ней. Я слышала истории о женах шаха, которые, как цветы, были собраны со всей страны, чтобы украсить повелителя. Я хотела посмотреть, насколько они прекрасны, полюбоваться их шелковыми одеждами. Я пообещала, что буду тиха как мышь, когда Гордийе будет беседовать с покупательницами.

В первый гаремный день мы пришли на площадь прямо перед рассветом. Огромная, обычно заполненная продавцами орехов, уличными торговцами, музыкантами и акробатами, она была теперь отдана только девушкам и голубям. Мужчинам под страхом смертной казни было запрещено появляться на площади, чтобы никто из них даже мельком не увидел женщину без чадора. Опустевшая площадь выглядела еще просторнее. Мне было интересно, как шах из дворца попадает в мечеть, которая находилась на другой стороне площади. Казалось, это слишком долгий путь на людях для его величия.

— Как шах ходит молиться? — спросила я Гордийе.

— Разве ты не догадываешься? — спросила она, указав на землю.

Минуту я смотрела на обычную грязь и не могла сообразить, что она имеет в виду.

— Подземный ход? — недоверчиво спросила я, и Гордийе кивнула.

Искусство мастеров шаха создавало для его жизни любые удобства.

Когда солнце взошло, могучие базарные стражники открыли ворота и разрешили нам войти. Мы ждали у входа, пока женщины гарема верхом на лошадях, облаченных в богатые украшения, не начали съезжаться на базар. Одной рукой они придерживали чадор, другой — поводья. Только когда всадники с лошадьми скрылись за воротами, женщины смогли с облегчением и радостью снять чадоры и пичехи. Они жили всего в нескольких минутах ходьбы отсюда, но таким знатным женщинам не разрешалось ходить пешком.

Тысячи лавок предлагали товары на любой вкус, будь то ковры, золотые украшения, одежда из шелка или хлопка, вышивка, обувь, благовония, лошадиные сбруи, изделия из кожи, книги, бумага, а по обычным дням самая разная еда. Одни только туфли без задников женщины могли выбирать у двухсот торговцев. Но хотя мы слышали их болтовню и смех, до конца дня не смогли даже поговорить ни с одной из них.

Мне казалось, что все в гареме должны быть красавицами, но я ошибалась. Четырем женам шаха было по пятьдесят-шестьдесят лет. Некоторые наложницы провели в гареме многие годы и давно утратили свою красоту. Многие из них не были даже просто миловидными. Внимание привлекла красивая девушка — я никогда не видела таких волос, цвета пылающего заката. Однако она казалась чужой среди своих сестер, и я поняла, что девушка не говорит на нашем языке. Мне стало жаль ее: скорей всего, она была захвачена во время одного из сражений.

— Смотри, — с трепетом проговорила Гордийе. — Вон идет Джамиле.

Это была любимая наложница шаха. Черные кудри обрамляли маленькое белое личико со ртом, словно бутон розы. На ней была кружевная блуза с разрезом от шеи до пупка, так что были видны изгибы грудей. Поверх — облегающее ярко-шафрановое шелковое платье с длинными рукавами. С плеч ниспадал красный шелковый халат, открытый на горле так, чтобы был виден златотканый узор изнанки. Вокруг бедер она повязала широкий пояс шафранового цвета, развевавшийся при движении. Голову охватывала золотая нить с рубинами и жемчужинами, которые сверкали, когда она поворачивалась.

— Она точный портрет девушки, которую шах любил еще юным, — сказала Гордийе. — Говорят, она целыми днями расспрашивает старух в гареме о своей мертвой предшественнице.

— Зачем?

— Чтобы угодить шаху. Она теперь постоянно щиплет себя за щеки, потому что у других девушек они как цветущие розы.

Когда Джамиле со свитой подошла к нашей лавке, Гордийе была взволнована, словно кошка. Склоняясь почти до земли, она пригласила женщину выпить что-нибудь. Горячий кофе я принесла быстро, так как не хотела ничего пропустить. Когда я вернулась, бледнолицая Джамиле проверяла плотность узлов, ощупывая угол каждого ковра.

Когда я подала кофе, она рассказывала, что меняет обстановку в гостиной своей части гарема. Ей нужны были двенадцать подушек, чтобы разложить их у стен, длиной с мою руку и сотканных из шерсти и шелка.

— Чтобы ему было удобно лежать, — многозначительно сказал она.

Нанять Гостахама для изготовления подушек было то же, что и нанять главного архитектора строить глиняный сарай, но Джамиле нужно было только лучшее. Ее губы струили хвалебные слова его коврам: «Несомненно, светило шахской мастерской…»

Гордийе следовало бы не придавать значения этой лести, но слова Джамиле растопили ее, как летнее солнце кусок льда. Когда они начали торговаться, я поняла, что мы обречены. Даже первая цена Гордийе была очень низкой. Я прикинула, что эта работа займет у одного мастера три месяца работы, не учитывая времени на создание узора. Но стоило Джамиле нахмурить свои прекрасные брови или ущипнуть себя за белые щеки, Гордийе тут же сбрасывала еще пару туманов, а то и больше.

— Да, бахрому можно сделать из нитей, витых с серебром. Нет, подушки будут совсем не те, что были у ее предшественницы. Да, они будут готовы через три месяца. Когда они закончили торговаться, в глазах у Джамиле читалась вся хитрость деревенской девочки, которой она когда-то была. Без сомнения, сегодня ее подруги в гареме буду громко смеяться над историей о том, какую выгодную сделку заключила Джамиле.

Один из евнухов составил две копии договора и поставил на них узорчатую восковую печать шаха. Сделка совершилась.

Мы прибыли домой с наступлением сумерек. Гордийе сразу пошла спать, сославшись на головную боль. В доме было необычно тихо, словно все ждали бури. И действительно, когда Гостахам, вернувшись, прочитал расписки, он закричал на нее, что она сломала ему хребет.

На следующий день Гордийе отомстила ему, оставшись лежать в постели, и Гостахаму пришлось самому управляться с домашним хозяйством и гостями. В отчаянии Гостахам послал мою матушку на базар, и я пошла с ней. Он не мог сделать лучшего выбора: моя матушка знала цену каждому узелку. Это стало неожиданностью для молодых обитательниц гарема, которые не могли позволить себе дорогих покупок, но слышали об удаче Джамиле. Весь день матери пришлось торговаться с ними. Они жаловались на ее высокие цены, на ее упрямство, но все равно платили, так как им очень хотелось заполучить ковры того же мастера, что и у любимицы шаха.

Тем вечером Гостахам посмотрел расписки и поблагодарил мою матушку за умение обращаться с деньгами.

— Твоя торговля принесла прибыль, несмотря на уловку Джамиле, — сказала он. — Как мне отблагодарить тебя?

Матушка сказала, что ей хотелось бы новую обувь, потому что старая слишком износилась за время нашего путешествия по пустыне.

— Две пары новых туфель для каждой из вас, — сказал Гостахам.

Я с нетерпением ждала случая попросить у Гостахама то, чего я хочу на самом деле. Сейчас, казалось, был самый благоприятный момент.