Читать книгу "Бембиленд - Эльфрида Елинек"

В связи с этим следует заметить, что я непосредственно, как бы на собственной шкуре, но именно всего лишь как бы, ощущаю, как подло человек относится к другому человеку, а этот другой к очередному другому, и так далее, и тому подобное. Я это чувствую, это и впрямь словно входит в меня, в мое тело, а потом выходит обратно, ей-ей, не вру. И когда вы врезаетесь в это тело, которое давно уже стало полем битвы, ну, например, с помощью вот этого ножа с волнообразным лезвием, пригодным скорее для хлеба, чем для горла или глаза, а еще им можно успокоить море, все равно что, итак, значит, если взять людей, которых обезглавили этим ножом, халтурная работа, но, в любом случае, они теперь без головы, обезглавливать будут всегда, резать тоже, это не тот нож, которым вы надрезали глаз, чтобы заставить зрачки смотреть прямо и параллельно на точке схода, чего они, зрачки, не хотели делать раньше, не делают и теперь, несмотря на потраченное время, но без пыли и шума, это не тот нож, а другой, куда подевалось начало моей замечательной фразы, а, вот оно, к счастью, никуда оно не исчезло: стало быть, если вы станете врезаться в это тело, лучше всего там, где оно помягче, иначе придется изрядно потрудиться, если на массу этих изрезанных, изнуренных, обезглавленных людей потом еще и захочется посмотреть, вам что, больше нечего делать? В таком случае идите сюда, идите ко мне, атакуйте эти образы, эти образа так, чтобы поднялась пыль столбом, как под ногами обезумевшего стада животных, рвущихся на стадион мимо контролеров, ах так, вы просто не представляете, что можно ринуться вперед, сметая все на своем пути, ну, тогда вы этому научитесь! Животные уже научились, но не умеют рассказать об этом другим. Все, о чем речь, направлено на то, чтобы вы, как компас, всегда указывали только туда, откуда поступает почта, адресованная тем, кто давно уже не ждет никакой корреспонденции. Вам все сообщат лично. Вам не нужны никакие послания. Вы и так получите его, свое представление. Свое представление о реальности.

Я сперва осмотрюсь в кругу моих собственных интересов, тоже есть на что посмотреть, но всего не увидишь и там. Там мораль берет на себя главную роль, хотя, как уже сказано, за место в лучах прожектора бьются многие. Оператор уже измеряет расстояние. Но пока он примеривается, мораль решительно берет эту роль на себя. Режиссер тоже пока еще в раздумье, но мораль не позволяет с собой торговаться. Она сама назначает себе цену. Я на себе ощущаю все виды жестокости, ощущаю на собственной шкуре, мне не надо об этом рассказывать. Ужасна сама необходимость представлять себе жестокость. Да, она и впрямь входит в тебя, пробирает до мозга костей, это так, но, к счастью, все же не совсем так. Нож в последний момент прошел мимо, не затронув, в сущности, моих глаз. Он затронул что-то другое, но, к счастью, не меня. Но когда вы захотите во что бы то ни стало увидеть это тело, обезглавленное ножом на поле битвы, к примеру, собственноручно, хотя и не собственной рукой, а именно: рассеченное саблей (свою голову там держат крепко, как держат голову жертвенного животного, так поступает неопытный массажист, который не знает, что делать, а потом в нее врезаются где-то в районе горла и продолжают резать, пилить, сдавливать и душить), в таком количестве, какое вы собой представляете и каким являетесь, когда вы захотите увидеть его, тело, в таком количестве, не удивляйтесь, если сервер полетит, тогда вы его вообще не увидите, так как к тому времени даже сервер грохнется. Неудивительно, что столь многие из вас это видели. У вас есть на это право! У вас есть право чувствовать, потому что вы не хотите слушать. Только не следует всем и каждому полагать, будто восприятию доступно все. Сервер мог бы и раньше слететь с катушек, тогда далеко не все получили бы шанс что-нибудь увидеть. Как, вы без внутреннего убеждения, я хотел сказать, побуждения можете смотреть на то, как под вашим диким напором глючит этого милягу сервера?! И хотя сервер под брызгами жира, вытекающего из человеческого мяса, уже грохнулся, вы все еще сломя голову торопитесь к нему, чтобы увидеть, как неторопливо обезглавливают человека, но в этот момент глючит и мое воображение, как он кричит, этот человек, как он кричит, кричит, не кричит – а рычит, будто пролетела мимо встреченная им настоящая любовь, словно кто-то играет на нем, как на духовом инструменте, а он не может, никак не может правильно артикулировать, чтобы получился верный тон, об этом позже я расскажу подробнее, но страшитесь уже сейчас! Вы, я думаю, и сами никак не насытитесь! Но почему? Голова ведь все еще у вас на плечах! И кое-что вы все же можете: например, носиться повсюду и рассматривать картины, вы ведь еще пребываете среди живых и вращаетесь вместе с Intel среди культурных людей, уверьтесь в том, что вы всегда можете видеть все, абсолютно все, со всеми изъянами, все, что захотите, даже если это все временами бывает нечетким! С этим надо смириться. Тогда вы сможете создавать для себя более четкие картинки! Ведь все открывается, и эта страна тоже выставлена на продажу, вы можете в любое время, если пожелаете ее осмотреть. Но если вам хочется исполнения желаний, не приходите именно ко мне. Мне очень жаль, но и сервер не глотал таблеток для укрепления иммунитета, проглочены целые города, но этому серверу ваш напор, дорогие пользователи, эксплуататорский рой бацилл оказался не по плечу, он не глотал лекарств от нас и потому загнулся сам, сам по себе. Он не обратился к своему врачу или аптекарю, но вы можете увидеть все сами, так как хотите видеть все! Понимаете? Смотреть и видеть! Вы имеете на это право! Зачем отказываться? Подвергайте увиденное внимательной проверке! А потом усваивайте эту картинку, этот образ, он останется с вами, даже если не станет вашей собственностью; это в самом деле чужая собственность, но кому, собственно, она принадлежит? И зачем отворачиваться, если даже картинке присуща стыдливость, так-то оно так, но обета целомудрия она ведь не давала, она уже знает кое-что о противозачаточных средствах, но в нужный момент забывает, все это, однако, не имеет значения, усваивайте картинку, образ, фотографию, восхищайтесь ими, восхищайтесь тем, как все это сделано, восхищайтесь ими, словно это ваша собственная по-спортивному загорелая кожа на пляже, да-да, кожа с ее страданиями! Над ней ведь тоже изрядно потрудились, чтобы она стала красивой и гладкой. Вот так-то. Осталось только зарубить себе на носу, и будет с нас, по крайней мере, на этот раз. Мы это сделали. Что дальше? Ждать, когда выздоровеет несчастный больной сервер, и обслуживать себя самим?

Ах, я бедный, толстый, совсем не спортивного вида парень, которого вытащили из собственной кожи, по недосмотру или по злому умыслу – я не успел осознать, и вот ору изо всей мочи! Зачем вы отделяете меня от меня? Зачем отделяете от меня мое «я»? Почему же тогда вы не отделяете от меня себя, чтобы мне не было так больно? Почему именно меня вы отделяете от меня самого? Why tear me from myself? Oh, I repent! I’m not worth the price! A pipe like me is not worth the price[14]! Мы же срослись, я и я. Да, я и впрямь курительная трубка[15], иначе говоря, любитель легкой наживы, но все другие – такие же. Это отделение причиняет огромную, невыносимую боль, честно говоря. Вы только представьте себе! Такое даже картинкам, фотографиям больно, и когда-нибудь их не станут отделять от тех, кто их рассматривает, чтобы скоротать время, его, время, надо бы растянуть так, как я себе – в себе и вне себя – это представляю. Все рассматривающие будут вынуждены вцепиться в картинки и образы, а не сделают этого – картинки сами вцепятся в них. Вот подходящая картинка, она бросается мне на шею, но настоящая любовь, о которой упоминалось выше, ничего не осознала и промчалась мимо, просто уму непостижимо! Раньше на ней была еще и голова, я имею в виду не картинку, а шею. Помогите мне, прошу! Ни один инструмент не стоит такой цены! И уж, конечно, не такой любитель легкой наживы, как я, хотя он, этот любитель, зарабатывает не меньше тысячи долларов в день. А я вместо этого выкрикиваю, нет, записываю на бумаге свое послезавтрашнее высоконравственное кисло-художественное сочинение, а что еще я могу делать на своем месте, которое у меня отобрали, отобрал образ, стоило мне сойти со своего места, как тут же возник образ и расселся на нем, словно он у себя дома, а мне куда? Должна же я что-то делать, а вы, разумеется, не хотите на это смотреть, не хотите видеть мое подслащенное суррогатом, под завязку насыщенное им сочинение, так как оно, кажется, вам уже давно известно. Образы цепляются к вам, а вы все еще думаете, что зацепка – это вы сами, о, я вижу: сеть уже натянута до предела, скоро она лопнет, а вместе с ней и я со своим дурацким сочинением, знаю, знаю, но это в последний раз, можете не сомневаться.