Читать книгу "Блудницы Вавилона - Иэн Уотсон"

– Шутите?

– Конечно, нет. Я тоже проснулся рано. Выполнял упражнения йоги для сохранения подвижности.

– Уж то хорошо, что хоть за ней не помчался, – фыркнул Набу. – Дал уйти в отрыв, а?

– С какой стати мне преследовать Дебору? Я ей не чужой. И на ее благосклонность сегодня не претендую. Вообще-то, – он с ухмылкой взглянул на Алекса, – смею предположить, что она ушла так рано для того, чтобы посидеть у ворот храма. Немногие мужчины жаждут потрахаться рано утром, разве что кто-то страдает утренней эрекцией. Ха-ха, петушок поет! В более подходящий час женщина калибра Деборы не засидится. Может, причина в скромности? Кто знает?

– Извините. – Алекс торопливо поднялся. Прямой маршрут к храму Иштар прервался у канала

Либил-хегалла. Он подошел к платформе между двумя складами над широкой мутной водой. Тупик. Лодок было немного. Груженные капустой, табуретами, овечьими шкурами, они двигались в обоих направлениях, исчезая за подступающими вплотную к каналу зданиями. Из выступающих из стен труб вытекали бурые струйки – нездорового запаха, однако, не замечалось, поскольку вода в канале все же уходила, лениво, медленно, но заметно.

Как он мог забыть о канале? Теперь Алекс вспомнил, что, направляясь к постоялому двору, они с Деборой пересекли его по какому-то мостику. Мостик был где-то недалеко, по где – справа или слева? Как найти его, чтобы не упереться в еще один тупик? Все эти улочки, хоть и пересекались преимущественно под прямым углом, все равно складывались в лабиринт.

Расстроенный Алекс торопливо вернулся на улицу Сина и поспешил к пересечению с улицей Мардука, которая шла через канал. Вскоре он оказался в квартале – точнее, в треугольнике с изогнутой гипотенузой, – образованном улицей Мардука, каналом и аллеей Процессий.

Успокоившись, Алекс сбавил шаг. А что, собственно, он собирается делать? Подсматривать? Как вуайерист? Бросить монетку? Это против правил. Он ведь уже знает Дебору, хотя и не в карнальном смысле, на что намекал Гупта. Черт бы побрал этого наглеца.

Вмешаться? Разубедить?

Смешно!

И почему он вообще должен что-то делать? Почему бы не заняться чем-нибудь поинтереснее? Сходить в греческий театр? Посмотреть висячие сады? Или провести день за рекой, знакомясь с новым городом? Какое ему до всего этого дело?

Алекс все еще шел к храму Иштар. Пару раз пришлось остановиться, уточнить дорогу у встречных торговцев. Первый подсказал с охотой, хитро подмигнув. Второй холодно сказал:

– Здесь недалеко, возле греческого театра, есть стриптиз. Македоняне обычно ходят туда. И девочки рады услужить. Потерпи до вечера.

Очевидно, сей добропорядочный гражданин не мог принять и одобрить поспешность, с которой чужестранец стремился вкусить сладких радостей Вавилона.

– Я знаю, где это! – буркнул Алекс. – Сам там остановился.

– Тогда что же? Не желаешь платить по настоящей цене? Думаешь, сможешь купить за медяк то, что стоит дороже золота? Можешь, но добра не жди! Или боишься подхватить хворь, от которой моча вскипает и пенится? Или же нужда твоя сродни нужде Приапа?

Алекс уже был готов заявить протест против оскорбительных обвинений, когда вдруг сообразил, что торговец, может быть, нарочно провоцирует его на уличную ссору – с бог весть какими последствиями.

– Я договорился встретиться там с другом, – миролюбиво сказал он.

Незнакомец неохотно указал путь. И, как потом выяснилось, обманул. Выяснилось это, к сожалению, по прошествии немалого времени.

В просторном, затененном ливанскими кедрами дворе лежали рядами тростниковые коврики, расстеленные прямо на земле и разделенные дорожками из соломы.

Тут и там на ковриках сидели женщины; одни – скрестив ноги, другие – подтянув к груди колени. Было их около тридцати. Полы простых платьев образовывали что-то вроде чаши для подаяния. Лица их были не накрашены, но волосы у каждой перехватывал плетеный золотой шнур. Само храмовое здание представляло собой зал со стенами из глазурованного кирпича и высокими окнами, напоминавший неф будущей церкви с идущей вдоль одной стены крытой галереей.

Деборы среди ожидавших женщин не было. По крайней мере Алекс не увидел ее от ворот, охранявшихся двумя стражниками. Они стояли спиной друг к другу, с бесстрастными лицами наблюдая один за двором, другой за внутренним помещением храма. Мужчин в столь ранний час оказалось лишь двое. Они неторопливо бродили по соломенным дорожкам, оценивая женщин, которые терпеливо и скромно ждали своей очереди, не позволяя себе ни улыбки, ни томного взгляда, ни кокетливой игры ресницами. Так, во всяком случае, показалось остановившемуся у ворот Алексу.

По прошествии некоторого времени один из мужчин пожал плечами, бросил монетку и что-то сказал. Сидевшая перед ним женщина поднялась, и они вместе направились к входу в зал. Другой посетитель завершил обход – нерешительностью он заметно отличался от оживленной стайки бодро скачущих рядом воробьев – и направился к воротам как раз в тот момент, когда Алекс наконец решился войти во двор.

Завидев его, незнакомец ворчливо пробормотал по-гречески:

– Пышка-простушка. Лошадь. Мышка. Шлюшка. Карлица. Бабуся. Штучка, похожая на мою сестру. Прыщавая. Веснушчатая. И три, которых я уже знаю! Проклятие, уж лучше бы открыли храм с мальчиками. Прошлым вечером, как рассказал мне один знакомый, сюда перед самым закрытием приходила одна девчушка, сильно смахивающая на паренька. Похоже, наврал, негодник! Какая злая шутка! Если только он не имел в виду ту оборванку. Может быть. Да только у нее нос течет. Не хватало еще насморк подхватить.

От незнакомца густо несло пачулями. Зрачки расширены, как у наркомана. Волосы завиты и обильно смазаны маслом. Нос смотрел несколько в сторону, как бывает после перелома. Чисто выбритое, по-женски гладкое лицо заставило Алекса вспомнить о собственной двухдневной щетине.

Солдат, смотревший в сторону храма, осклабился и что-то сказал на вавилонском.

Алекс торопливо отступил на пару шагов от предполагаемого педераста, который и не подумал перейти с греческого на вавилонский.

– В чем дело, мой отважный громила?

Он вытянул руку и осторожно провел пальцем по наконечнику копья. Солдат сердито бросил что-то на вавилонском.

Незнакомец отшатнулся в притворном испуге и схватил Алекса за руку.

– О ужас, он говорит, что я не могу уйти отсюда, пока не выберу кого-то! А иначе погладит меня по ребрам этой острой штуковиной.

Алекс решительно высвободился. Нельзя сказать, что он испытывал к незнакомцу какое-то особенное отвращение – пора наивности давно миновала, – скорее ощущал некую неясную угрозу. С другой стороны, перед ним, похоже, был человек, способный не только играть с системой, но и выходить сухим из воды.

Если только в дополнение к своим сексуальным наклонностям он не был еще эксгибиционистом и мазохистом. И мазохистом осторожным, явившимся к храму пораньше, чтобы избежать встречи с мужчинами более простых вкусов, которые могли бы ополчиться на любителя нетрадиционных забав.