Читать книгу "Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец - Виктор Поротников"

– А тебе сразу поход подавай, – усмехнулся Ядрей, – просто посидеть за столом с князем тебя не прельщает?

– Не велика честь пустозвоновы речи слушать, – недовольно бросила Амелфа Тимофеевна, покидая светлицу.

– Не велика честь, да есть, – со значением проговорил ей во след тысяцкий. Потом, подмигнув Василию, добавил: – Хоть и глуп снегирь, зато с красным пузом. А мы хоть и умны, но серые воробушки. – Ядрей расхохотался.

Рюриково городище, где с недавних пор жил новгородский князь, лежало на холме в трех верстах от Новгорода. Под холмом течет широкий Волхов, на другом берегу реки виднеются мощные каменные стены и башни Юрьева монастыря. Дорога к княжеской обители вела через лес, пробудившийся после зимней спячки.

Разгорающийся день наполнял светлый березняк звонким птичьим гомоном.

Теплый ветерок обдувал Василию лицо. Он, по привычке, гнал коня галопом. Воевода и два его дружинника приотстали. Жеребец у Василия арабских кровей, с ветром поспорить может!

Ворота обнесенной высоким частоколом с башенками по углам крепости были распахнуты, словно князь загодя ожидал гостей.

Копыта жеребца простучали по деревянному настилу подъемного моста, промелькнула над головой полукруглая арка из дубовых бревен, и Василий очутился на широком дворе, вымощенном камнем. Вокруг вздымались бревенчатые темные стены, прорезанные небольшими слюдяными окошками, двух– и трехъярусные, увенчанные двускатными тесовыми крышами. Выше всех крыш возносилась в голубое небо маковка деревянной церквушки с медным крестом.

Сзади подъехали Ядрей и его дружинники.

– Горазд ты на коне скакать, Вася, – улыбнулся воевода.

От княжьего терема подбежали челядинцы в длинных белых рубахах навыпуск, схватили коней под уздцы.

Василий легко спрыгнул с коня на землю.

Грузному же воеводе две пары услужливых рук помогли слезть с седла.

– Неповоротлив ты стал, Ядрей Дорофеич, будто колода с медом, – раздался чей-то насмешливый голос.

Ядрей и Василий разом обернулись.

Перед ними стоял князь.

Святослав Ольгович в свои сорок лет выглядел очень молодо. Был он строен и белокур. В чертах его тонкого лица с прямым носом угадывалось некое природное благородство, а синие глубокие глаза князя поражали своей красотой.

«Не зря по нем девки сохнут», – невольно подумал Василий, отвешивая князю поклон.

– Доброго здоровья тебе, князь.

Поклонился и воевода.

Князь упругой походкой приблизился к Василию и положил свою холеную руку, украшенную перстнями, ему на плечо. Он был на полголовы ниже Василия.

– Здравствуй, Василий, сын Буслаевич, – промолвил Святослав, сверкнули в улыбке его белоснежные ровные зубы. – Давно хочу я с тобой познакомиться. И вот случай представился. Будь моим гостем на сегодняшнем застолье. – Князь глянул через плечо на тысяцкого: – Ну и ты присоединяйся к нам, воевода. Куда ж мы без тебя!

Ядрей снова поклонился.

В гриднице за столом уже сидело несколько новгородских бояр и купцов, среди которых Василий узнал шурина боярина Твердилы Добрилу и своего соседа Нифонта. У всех были самодовольные лица и в то же время какой-то заговорщический вид. Василий и Ядрей, поздоровавшись со всеми, тоже сели за стол.

Князь сел во главе стола.

Одет Святослав был неброско – в белую рубаху с пурпурным оплечьем, белые порты и красные сафьяновые сапоги. Зато золота на себя князь нацепил достаточно: на шее золотая гривна, на голове диадема из золотых пластин, на пальцах золотые перстни с дорогими каменьями и на правом запястье еще золотой браслет.

Румяные юные служанки обнесли гостей греческим вином.

Князь поднял свою чашу:

– Други мои! Призвал я вас, чтобы помянуть отца моего, скончавшегося в этот день тридцать лет тому назад. Почитай, всю жизнь добивался родитель мой стола черниговского, своей родовой вотчины, и лишь под конец жизни сумел-таки отнять Чернигов у Мономашичей. Светлая ему память!

Священник в черной рясе, поднявшись из-за стола, громко нараспев стал читать молитву за упокой «раба Божия князя Олега Святославича». Гости и князь тоже поднялись со своих мест и, склонив головы, молча внимали молитве.

Затем все осушили свои кубки. Только священник не притронулся к хмельному питью.

Вино Василию понравилось. Приглянулся ему и князь, и хоромы его. Да и гости, пожалуй, тоже, если бы не было среди них мордатого Добрилы и зануды Нифонта.

– Отведайте моего угощения, гости дорогие, – сказал князь.

Гости налегли на заливную осетрину и жаренную в соусе говядину, на заячьи потрошки и варенную в меду репу. Совсем недавно закончился Великий пост, стосковавшиеся по сытной пище желудки гостей требовали своего. Не отказывал себе в чревоугодии и непьющий священник.

Слегка насытившись, гости стали произносить здравицы. Сначала в честь гостеприимного хозяина, потом в честь его супруги черноокой, затем в честь его старшего брата великого киевского князя Всеволода Ольговича.

Хмель развязал языки, и речи, полные угроз, так и полились из уст бояр. Они грозили новгородскому посаднику и всем ремесленным концам Новгорода, которые на недавнем вече кричали против князя Святослава. Купцы были посдержаннее, но и они возмущались недальновидностью своих братчин.

– Тупые головы средь наших корабельщиков желают видеть на новгородском столе сына Юрия Долгорукого, говорят, что Суздаль ныне стоит выше Киева, под его крыло и идти надо, – выкрикивал подвыпивший Нифонт. – А того не разумеют, что Юрий потому и хочет оторвать Новгород от Киева, чтобы самому в Киеве сесть князем. Обещаниям Юрия верить нельзя, не допустит он усиления Новгорода, потому как под боком мы у него и сила наша ему не в радость!

Тысяцкий Ядрей соглашался с Нифонтом, толкал в бок Василия:

– Дело сосед твой молвит! Разве нет?..

Василий не знал, что ответить. Давно ли он вернулся в родной город из трудного похода. Похода за призраком славы! До этого два года Василий отсутствовал в Новгороде, потроша купцов на теплом море близ персидских берегов. Сколько он себя помнит, князья русские постоянно между собой грызлись, и за кем из них больше правды, Василий не знал. Он и новгородского-то князя видит всего второй раз в своей жизни, а Юрия Долгорукого и вовсе никогда не видывал.

Поэтому Василий жует да помалкивает, а за столом между тем распаляются страсти.

– Много подпевал Юрьевых в народе развелось. Да и купцы, те, что с Суздалем торгуют, тоже кричат на вече за Юрия, – возмущался Добрило. – Скоренько позабыли люди, как покушался суздальский князь на окраины наши. Устюг и Торжок отнять у нас норовил. Обломал себе зубы Юрий Долгорукий, решил не битьем, так катаньем своего добиться!

– Подпевал этих дубьем бы да головой в Волхов! – молвил рыжебородый боярин Стас. – А в посадники нам надо своего человека провести. Хотя бы тебя, Добрило Омельянович.