Читать книгу "Фотография - Пенелопа Лайвли"

— Полли по уши в делах? — улыбается Ник. И усмехается: — Она мне уже рассказывала. Работает на какую-то крупную контору, да?

У Ника Полли всегда вызывала добродушное изумление — что в шесть лет, что в шестнадцать. Сама же Полли с годами стала относиться к отцу терпимее, хотя и не без брюзжания: так относятся к шалопаю, старшему брату. Снует вокруг. «Па, ну у тебя и бардак на столе, надо бы убраться». Обозревая его, кривит губы, не одобряет: «Ты что, этот галстук не идет к этой рубашке». Это означало, что она его любит: если Полли было плевать на человека, она не стала бы с ним возиться. И Ник, который точно так же, с превеликим удовольствием, взваливал на плечи других то, что не горел желанием делать сам, нисколечко не возражал. Теперь Полли заполняет ему декларации о подоходном налоге — кое-как, но справляется. Заставляет его принимать какое-то китайское народное средство от сенной лихорадки, а недавно буквально вынудила записаться в фитнес-клуб. Скрытое раздражение сменилось своего рода покровительственным отношением, точно он являлся давно испорченным, но дорогим и любимым, существом. Элейн подобное отношение раздражает, ей чудится в нем нечто противоестественное.

«Знаете, что самое главное, когда приезжаешь домой, — говорит Полли всякий раз, когда соблаговолит заскочить домой на ужин с ночевкой или на обед, — то, что все должно оставаться так, как было. Понимаете? Нет, разумеется, вы можете повесить новые шторы, если вам так захочется, ну, в пределах разумного, конечно, но в целом все должно быть таким, как прежде. Мне нужен контакт с домом, понимаете? Конечно, я законченная эгоистка, но вы же не возражаете, правда, мам? Ну, мелкий ремонт я еще прощу — в ванной, скажем, даже неплохо бы что-то поменять, — но никаких радикальных перемен, хорошо? И не вздумай превращаться в энергичную старушку, мам! А если папа станет носить фланелевые брюки и твидовый пиджак, я его убью».

Элейн эта мантра всякий раз трогает — и одновременно вызывает некий молчаливый протест. Ладно, ладно, думает она, тебя поняли. Но не стоит так беспокоиться, право слово. Господи, совсем не стоит. Единственные сколько-нибудь радикальные изменения в этом доме коснутся разве что устройства сада или обновления офисной техники — впрочем, к этому, полагаю, ты отнесешься вполне положительно.

Ник допил кофе. Теперь он принимается листать газету в поисках программы телепередач. Элейн достает телефонную книгу и тянется к аппарату, чтобы придвинуть его поближе. Нужно связаться с клиентом, до которого можно дозвониться только по вечерам. Ник глядит на нее через стол:

— Кстати, ты мне напомнила. Глин звонил. Завтра он ждет твоего звонка.

— Какой Глин? — спрашивает она — А… Глин.

Элейн и Глин

Зачем он пригласил ее в ресторан? Почему просто не приехал в гости? И вообще, что ему надо? Элейн подъезжает к парковке отеля «Суон», ищет место, куда поставить машину. Поправляет волосы, смотрится в зеркало. Она не видела Глина сто лет, а уж не обедала с ним и того дольше. «Суон» находится примерно на полпути от нее к Глину — и наоборот. Каждому из них пришлось проехать около шестидесяти километров. Глин произнес отрывисто и деловито: «Спасибо за приглашение, но если не возражаешь… Буду очень рад тебя видеть». И безо всяких дальнейших разъяснений повесил трубку.

И вот она здесь. Войдя в ресторан «Суона» — обитые темным деревом стены, скатерти в красную клетку; в будний день, в обеденное время, здесь совсем мало посетителей, — она обнаруживает, что Глин уже там. Приветствуя ее, он встает, вежливый поцелуй.

— Прекрасно выглядишь, Элейн.

Глин удивлен. Господи, Элейн же под шестьдесят, но ей их не дашь. Правда, ему тоже, раз уж на то пошло.

Она усаживается за столик, решительно критикует сад отеля, который виднелся из окна. Он внимательно ее рассматривает: удачная стрижка, одежда свободного стиля, но не лишенная нарядности. Элейн всегда была присуща некая энергия, и это ему нравилось; она не утратила ее и теперь. Прочие посетители бросают на них заинтересованные взгляды. В других обстоятельствах он бы только радовался тому, что приятно проводит время с женщиной, которую знает много лет. Но он пригласил ее не за тем: у него есть повестка дня — бумаги, тлеющие в кармане; мысли о них отвлекают его от предложенного официантом меню и от вопроса Элейн.

По какому случаю он ее пригласил на обед? Элейн сразу понимает, что Глин чем-то озабочен. Стоит заметить, что необходимо весьма близко знать Глина, чтобы понять это; он всегда был, что называется, «на взводе». Но сегодня определенно что-то произошло. Она чувствует, как он не может сосредоточиться, как он беспокоен. Видно, что даже краткий рассказ о последнем своем проекте дается ему с трудом — уж о чем, о чем, а о своей работе Глин поговорить любит. Так в чем же дело? Может быть, он собрался жениться снова и считает нужным формально уведомить об этом бывшую свояченицу? А что, если его сделали пэром — что ж, он выдающийся ученый, с четкой общественной позицией. Возможно — тут Элейн ощутила внезапный всплеск интереса, — возможно, он снова занимается каким-нибудь проектом и ему опять нужна консультация касательно истории садово-ландшафтной архитектуры, как… тогда. Если это так, немудрено — тема-то востребованная. Сегодня «утраченные сады Великобритании», как никогда, в моде. Прайм-тайм на телевидении и прочее в том же духе. В таком неплохо и самой поучаствовать.

Официант возвращается. Выбор сделан, еда заказана.

— Ник передает привет, — говорит Элейн.

Глин принимается возиться с салфеткой. Намазывает маслом булочку.

— Ну, как твой бизнес, Элейн? Работы хватает?

— Не жалуюсь.

— Хорошо. Счастливая ты женщина, Элейн. Украшаешь ландшафт, а тебе еще за это и платят. В отличие от тех из нас, кто тратит свою жизнь, задавая о нем, ландшафте, вопросы.

— А вам разве не платят?

— И то верно. — Он тянется через стол, чтобы потрепать ее по руке. — Рад, что у тебя все хорошо. Ты заслужила. Ты всегда трудилась, как пчелка.

Для Глина это характерно — тактильный контакт. Приобнять за плечи, тронуть за локоть. Его жест тут же напомнил ей об этом; так он расставляет акценты.

— Да, мне жаловаться грех, чего уж там. Правда, иногда такие клиенты попадаются…

— А… ну это издержки профессии. Капабилити Браун много писал об этом, да и Рептон тоже.[4]Им пришлось иметь дело с высокомерными аристократами восемнадцатого века. Имей в виду, это они исчезнут без следа. Твои творения переживут всех акционерных банкиров или кто там тебе особенно докучает.

Когда подают первое, он все еще рассуждает на эту тему. Рассказывает о некоем местном магнате, который решил устроить искусственный пруд и даже велел выкопать котлован, но потом ему не понравилось то, что получилось, и яму пришлось обратно забрасывать землей. Потом упоминает колоссальные расходы на воссоздание исторических садовых массивов. Элейн уже успела подзабыть, как этот человек умеет вложить максимум информации в несколько слов, как по волшебству извлечь из своей памяти факты, цифры и забавные истории. Конечно, слушать его было приятно, но в его словах ей послышался намек на то, что они собрались в этом ресторане не просто так.