Читать книгу "Наследство последнего императора - Николай Волынский"

– Нет, Николай Оттович, – ответил Трефолев.

– Мало кто знал.

– Так значит, царствующая фамилия…

– Ничего не значит! – перебил каперанга фон Эссен. – Я же сказал: оплата оружия. И мне тоже самое было доложено… На эти деньги можно воевать полгода. Не исключаю, что августейшая семья приложила свои сбережения к государственным и тем самым совершила, так сказать, патриотический поступок.

– В это верить весьма приятно, – сказал Трефолев.

– Будем верить, – вздохнул фон Эссен. – Николай Алексеевич, прошу вас… Вы должны вернуться, непременно, чтобы доставить эти документы в Адмиралтейство, а лучше бы мне в руки.

– Так точно, ваше превосходительство! – поднялся Трефолев. – Разрешите откланяться?

Адмирал вздохнул, потом приподнялся на койке.

– На дорожку, Николай Алексеевич!

Он с трудом встал с койки, осушил свою рюмку, обнял каперанга, трижды поцеловал его и перекрестил: – С Богом!

Оба контрминоносца проскочили Каттегат и Скагеррак благополучно, проскользнув мимо мыса Скаген двумя черными тенями. Десять лет назад, в японскую войну, все военные корабли в России красили в черный цвет. Поэтому в Цусимском проливе русские корабли представляли собой хорошую мишень, в отличие от японских, которые были защитного серо-стального цвета. Русским комендорам только и оставалось целиться по трубам вражеских кораблей. Да и то лишь, когда японцы достаточно дымили. Но японцы, как правило, дымили плохо. Они использовали в своих корабельных котлах лучшие сорта угля из кардиффских шахт – английского, дававшего много тепла и мало копоти. «Нейтральная и дружественная» Англия щедро снабжала Японию и углем и оружием. Топки русских кораблей приходилось загружать всякой угольной дрянью вплоть до торфа. Русский корабль находился еще за горизонтом, но его дымы уже были видны отовсюду.

В эту войну русские корабли уже покрывали серо-зеленой «шаровой» краской. Однако «Дерзкий» и «Резвый» сошли со стапелей иссиня-черными, словно вороненые. Такую краску им выбрали намеренно, с вызовом германцам: «Попробуй, догони!»

На всем пути следования море оказалось чистым. Похоже, грандиозная секретная операция русской и английской разведок удалась. Но уже на самом подходе к нужному квадрату, из волн неожиданно показался сначала перископ, потом выплыла субмарина. Открылся люк, на ветру заполоскался кайзеровский вымпел. Потом подлодка «взяла стойку» – вышла на огневую позицию.

Русские корабли двигались кильватером – впереди «Дерзкий», за ним «Резвый» – с ходовой скоростью в 45 узлов. Германец двинулся наперерез «Дерзкому».

Подойдя на расстояние в полтора кабельтова, немец дал выстрел из правого торпедного аппарата. Но «Дерзкий» неожиданно застопорил ход и ушел влево. Торпеда исчезла за горизонтом.

Потерпев неудачу, германец стремительно приблизился к «Дерзкому» и пошел параллельным курсом. Русский корабль резко прибавил ходу – словно прыгнул вперед. Уже через три минуты дизели подлодки оказались на пределе. Она выпустила еще одну торпеду по «Дерзкому». И снова он легко от нее ушел. Немцы растерялись: таких бегунов они еще не видели. Лодка пристопорила ход. И тут в ее корпусе раздался адский грохот.

Это были последние в жизни звуки, которые услышали германские подводники. Вслед за грохотом наступила тьма, вода хлынула в корпус субмарины. Лодка, распоротая, словно гнилая ткань, форштевнем настигшего ее «Резвого», мгновенно погрузилась в воду.

Немцам в какой-то мере повезло. Еще через секунду после тарана сдетонировали торпеды, субмарину разорвало мощным взрывом на куски. Германский экипаж погиб мгновенно.

Выйдя на нужный квадрат, «Дерзкий» и «Резвый» бросили якоря. Наступила ночь – не мутная и тоскливая, как на Балтике, а яркая, веселая, зеленая, с голубовато-белой полной луной – такой яркой, что, казалось, на ней кто-то именно сегодня заботливо стер пятна, чтобы она светила сильнее.

Ближе к двум ночи на горизонте появились мерцающие точки топовых и бортовых корабельных огней, потом показались силуэты судов, которые быстро увеличивались, приближаясь к контрминоносцам. Однако вскоре они стали уходить в сторону. Трефолев крикнул в рупор вахтенному:

– Владимир Александрович, очевидно, англичане нас не видят. Дайте им сигнал «слепым огнем»[1]и запросите пароль.

На семафор «Резвого» ответили оба корабля и скоро приблизились – два огромных линкора, рядом с которыми контрминоносцы казались крошечными скорлупками.

– «Гамильтон» и «Сент Джордж» извиняются за опоздание, – сообщил Трефолеву вахтенный офицер лейтенант Овсеев. – Приглашают.

– Шлюпку, – ответил каперанг.

На «Гамильтоне» его встретили командиры обоих кораблей, здесь же были двое пожилых джентльменов – представители «Лондон-банка» и «Бэринг-бразерс-банка». Оба предъявили свои полномочия.

– Начнем, пожалуй, как предлагал Евгений Онегин, – произнес Трефолев по-русски.

Кажется, его поняли без перевода. Началась погрузка. Металлические ящики с рельефными двуглавыми орлами поступали в распоряжение сэра Хейли из «Лондон-банка», ящики с императорскими вензелями принимал сэр Голдстейн из «Бэринг-бразерс-банка». Ему пришлось трудиться больше своего коллеги: личного золота Романовых оказалось не двенадцать тонн, как сказал фон Эссен, а четырнадцать, в то время как государственного было всего шесть тонн. «На шесть тонн не разгуляешься», – подумал каперанг Трефолев. Теперь он не очень верил, что царь действительно решил потратить свои личные запасы ради Отечества. Но ему было все равно. Он, как и фон Эссен, тоже устал. Внезапно ощутил, что за спиной, оказывается, осталась японская война, Цусима, теперь вот идет бездарная нынешняя война, интриги большевиков на корабле, шпиономания среди офицеров… На прошлой неделе мичман Голохвостов застрелил лейтенанта Раттенау – прекрасного минера. Причем, Голохвостов в тот момент был совершенно трезв. Он кричал, что немецкое отродье Раттенау подавал шпионские сигналы носовым платком, когда «Дерзкий» стоял на рейде Кронштадта. Интересно, кто мог увидеть этот платок с кронштадтского пирса? Голохвостова это не интересовало. С трудом инцидент удалось замять, выдав его за несчастный случай. Голохвостова пришлось списать на берег. А Раттенау очень жаль. Какой он немец! Шесть поколений его предков жили в России.

Офицеров с немецкими фамилиями тогда убивали выстрелами в спину каждый день и в армии, и на флоте. Эти убийства стали чем-то естественным и обычным, особенно после того, как до войск дошли выступления одного из самых ярких думцев Павла Николаевича Милюкова – профессора в очках с простыми стеклами, которые он носил, видно, для солидности. Милюков твердил направо и налево, что в России повсюду немцы – изменники и шпионы, и первая среди них германская шпионка – императрица Александра Феодоровна.

Трефолев никогда не был монархистом и вообще при случае подчеркивал на людях, что политика так от него далека и так же не интересна, как невидимые спутники планеты Нептун. Но когда он в один из дней обнаружил на своем столе в каюте очередной номер «Пулемета», захватанный и затертый, – Трефолева охватило омерзение. В журнале была напечатана большая цветная литография, на которой мерзавец-художник изобразил царицу с Гришкой Распутиным в таком ракурсе, какого каперанг не видел даже на порнографических карточках, запрещенных в России, но открыто продававшихся в Париже. Журнал Трефолев выбросил в иллюминатор и тотчас же тщательно вымыл руки. И удивился, почувствовав, что ему стало немного жаль императора, императрицу, его детей, которых сегодня не обливал помоями только ленивый. «Интересно, – подумал он, – кто это пытается меня распропагандировать? Голохвостов подсунул, кроме него некому! Благодарит за то, что спас его от трибунала…»