Читать книгу "Леннон - Давид Фонкинос"

Все было кончено.

Она наконец вернулась в мою жизнь, и я потерял ее во второй раз. Коп пришел к нам домой. Посмотрел на меня и сказал, что моя мать умерла. Вот так просто. Одной фразой. Мы с Дайкинсом поехали в больницу. Я был вне себя от горя, но моей боли мешал Дайкинс. Он все время хлюпал носом и сетовал на судьбу. Это было ужасно. Он вдруг спросил: «Кто же теперь будет заботиться о девочках?» — или что-то еще в том же роде, чем добавил к пакости дня еще толику пакости. Мне хотелось его убить. Но он и правда не знал, что делать. В каком-то смысле он, как и я, осиротел. Даже не сразу смог сказать правду моим сестрам. Он пошел посмотреть на тело, в отличие от меня. На меня будто столбняк напал. И я хотел сохранить в памяти ее живой образ.

Есть фаны, которые восхваляли копа, убившего мою мать; они убеждены, что без этого я никогда не поднялся бы в своем творчестве до эмоциональных высот. Идиоты. Если этот случай к чему-то меня и подтолкнул, то только к агрессии. В моей душе сконцентрировалась вся жестокость мира. Чувство несправедливости было невыносимым. Я хотел найти убийцу и отомстить за гибель матери, особенно потому, что он не понес никакого наказания. Я считал, что он должен за это поплатиться. С какой стати все страдание досталось одному мне? Постепенно моя ненависть распространилась еще шире. В каждом встречном я видел того полицейского. Жизнь не могла продолжаться как раньше. И удержать меня не мог уже никто. Я говорил себе: все, больше у меня никого не осталось. Я один в этом мире. Я свободен и могу пуститься во все тяжкие. Я свободен и готов на любое безумие.

Сеанс восьмой

Я отгородился от мира, спрятавшись в скорлупу слов, рисунков и музыки. Поступил в ливерпульский колледж изящных искусств. Позже я узнал, что многие звезды рока получили художественное образование. В это же время я познакомился со Стю. Со Стюартом Сатклиффом. Ну вот, опять про то же. Ну почему моя жизнь — это сплошная утрата? Я собирался рассказать про Стю, хотя знаю, что для меня это будет мучительно. Ладно, дело не в словах, и я привык жить с его призраком. Живущие всегда чувствуют вину перед умершими, разве нет? Особенно перед умершими гениями. А Стю был настоящий гений. Один из тех людей, кто каждый прожитый день превращает в целый мир. Он меня очень многому научил. Вне всякого сомнения, это человек, вызывавший у меня наибольшее восхищение. Наша первая встреча обернулась дружбой с первого взгляда. А может, даже больше, чем дружбой. Я очень его любил. Любил, как любил женщин. У него была офигительная аура. Он походил на Джеймса Дина, всегда выглядел сногсшибательно — очки Ray-Ban, джинсы в обтяжку, — а когда играл на бас-гитаре, девчонки прямо таяли.

Наше жилье смахивало на грязный сквот. Какой контраст с домом Мими, где каждая вещь десятилетиями лежала на своем месте. Всякий, кто приходил к нам, в каком-то смысле причащался грязи. Мебель мы мастерили из чего попало. Вместо штор у нас висели драные одеяла. Ни одна лампочка не горела. Спали на диванах, которые без конца перетаскивали из конца в конец квартиры. Если какая-нибудь вещь или предмет начинали вонять слишком сильно, мы их не мыли и не выбрасывали, а просто передвигали свое ложе подальше, чтобы защитить обоняние. Но, главное, там было зверски холодно. По-моему, чтобы согреться, мы жгли мебель. В этот период я начал пить. По-настоящему пить. И от этого становился агрессивным. Обо мне пошла дурная молва. Однажды я взял и разгромил телефонную будку. Все только об этом и говорили, а я чувствовал себя круглым дураком — из такой фигни, да еще совершенной по пьяни, раздули целую историю. Я прямо прославился, но это была слава подонка. Не знаю, как я тогда не сел. Чудо, что я избежал проклятья судьбы.

Девушкам мои подвиги нравились. Особенно девушкам из хороших семей, которые тащились от моих непотребств. Но мне было на них плевать. Я спал с ними и бросал их и вообще всячески их третировал. Среди них была одна немного скованная брюнетка, которая глаз с меня не сводила. Ее звали Синтия. Вначале я не находил в ней ничего общего с Бардо. К счастью, вскоре она перекрасилась в блондинку. Она была милая, не зануда, зато я, что греха таить, был той еще сволочью. За все свои фрустрации отыгрывался на женщинах. Тем не менее у нас вспыхнул довольно бурный роман. Мы жутко ссорились. Я запрещал ей разговаривать с другими парнями, это вообще не обсуждалось, и, чуть что не по мне, принимался крушить и ломать все вокруг. Через несколько месяцев она решила со мной расстаться. Скорее всего, потому, что я у нее на глазах путался с другой девчонкой или выделывал нечто столь же мерзкое. Но мне было невыносимо думать, что она меня бросит. Я был дикий собственник. Ревнивец, каких поискать. Даже с друзьями. Меня бесило, что Стю проводит слишком много времени с какой-нибудь девушкой. Мне никогда не удавалось выдержать меру. Как только человек отходил от меня на шаг, у меня сердце начинало гореть. Син не послушала советов подруг и вернулась ко мне. Наверное, она искренне меня любила. Я говорил, что постараюсь исправиться, что все будет хорошо, но это недолго продлилось. Я и в дальнейшем ее только мучил. До нашего окончательного разрыва, который случился несколькими годами позже.

Пол с Джорджем еще учились в школе, но они часто к нам заходили. Мне казалось, тот бардак, в котором я жил, производил на них чарующее впечатление. Но главное: я трахался направо и налево, а они оба еще были девственниками. Мы все больше времени проводили вместе. Репетировали. В этот момент к группе присоединился Пит Бест. Странно сейчас произносить его имя. По отношению к нему мы тоже поступили подло. Ну что вы хотите, это так во всех рок-группах. Промежутки между песнями усеяны трупами. Мы предложили ему играть с нами, потому что о нем хорошо говорили. Он был одаренный парень. К тому же в Ливерпуле ударники на дороге не валялись. Да и вообще мало кто имел ударную установку. Мы радовались, когда он согласился. Его появление все меняло. Отныне группа состояла из трех гитаристов и ударника. Не хватало только басиста. Стю присутствовал не только на наших репетициях, но и принимал участие в спорах, которые мы вели. Он смотрел на нас немножко свысока. Сам он жил только ради живописи. Я уверен, что у него было огромное будущее. Как раз тогда он только что продал одну картину. Нас это здорово впечатлило. Мы с Полом уговорили его купить на вырученные деньги бас-гитару. Это я так говорю — мы с Полом, хотя на самом деле уговорил его в основном я. Мне хотелось, чтобы он во что бы то ни стало вошел в состав группы. Мне хотелось все время быть рядом с ним, а другого способа я не видел. Для него музыка была второстепенным искусством. Я разозлился. На полное отсутствие у него ощущения духа времени. Если бы Ван Гог жил сегодня, говорил я, он не рисовал бы ирисы, а играл на бас-гитаре. Так и сказал. Несмотря на его явно прохладное отношение к нашим занятиям, он неожиданно легко согласился. Видимо, в глубине души эта идея — заниматься музыкой — его прикалывала. Идея быть в группе. И он купил бас-гитару. Великолепный инструмент фирмы Höfner.

Итог: «Битлз» собрались.

Мы начали с того, что принимали любые приглашения. Поначалу по большей части участвовали в разных конкурсах. Играли в цирке, в перерыве между номерами. Помню одну группу, в которой был карлик. И еще девушку, игравшую на ложках. Эта засранка загребла себе все призы. Жюри от нее балдело. Мы все разделяли одно желание: засунуть ей эти ложки сами понимаете куда. Мы соглашались играть на всех вечеринках. Все это был полный отстой, но он позволил нам сплотиться. Не знаю, в тот момент или немного позже, но мы как-то выступали вместе с Джонни Джентлом. А это еще тот фрукт. Меня аж передергивало, когда я думал о том, что он записывает пластинки, что публика ему аплодирует. Я считал его замшелой бездарью. Ничтожеством, дергающим за ниточки тридцатых годов и вызывающим улыбки у беззубых старух. Но нам платили, а это было главное. В компании с ним мы даже съездили на гастроли в Шотландию. И Джонни Джентл вошел в историю только потому, что говнюки, сопровождавшие его во время этого сраного турне, те самые говнюки, с которыми он считал ниже своего достоинства разговаривать, оказались «Битлз». Короче, мы работали. И работали хорошо. О нас уже пошла кое-какая недурная слава. И нас пригласили выступить в Гамбурге. Какая-то другая группа отказалась в последний момент, и приглашение свалилось на нас как снег на голову. Решать надо было быстро. Нам казалось, что это клево — поехать за границу на несколько недель, а может, даже месяцев. И потом, нас звали не куда-нибудь, а в Гамбург. Город с чумовой репутацией. Бесспорно, самый трэшевый город Европы. Не раздумывая, мы сказали: да. Нас это здорово завело. Мы подозревали, что вся эта затея обернется авантюрой, но никто из нас даже не догадывался, что нас ждало на самом деле.