Читать книгу "Испытание страстью - Сильвия Дэй"

— Гм-м…

Похоже было, что она относится к его словам скептически.

— Когда-то однажды я недооценил вас, — признался Колфилд, держа и сжимая руки за спиной. — Но это было давным-давно.

Джесс, не сумев справиться с импульсом, спросила:

— И что же изменило ваше мнение?

— Вы изменили. — Колфилд блеснул своей дерзкой лукавой улыбкой. — Когда перед вами возникает выбор: бежать или остаться, вы остаетесь.

Острая боль в груди разом покончила с отвагой Джессики, и ей захотелось бежать. Она повернулась, чтобы открыть дверь в свою каюту, но приостановилась и бросила взгляд через плечо, прежде чем войти.

— Зато вас я всегда оценивала должным образом.

Алистер отвесил изящный поклон.

— Надеюсь, теперь вы не измените своей привычке судить обо мне. Доброй ночи, леди Тарли.

Оказавшись в своей каюте, Джессика прислонилась к закрытой двери и постаралась умерить бешеное сердцебиение.

Всегда готовая услужить, Бет уже держала влажную тряпку. Когда Джесс, прижав влажную ткань к щекам, мимоходом бросила взгляд на горничную, то заметила в ее глазах понимание. Она повернулась к ней спиной и предоставила Бет расстегивать пуговицы.

Вполне достаточно на этот вечер одного человека, способного видеть ее насквозь.

Эстер пристраивала последнее белое перо в зачесанные наверх волосы, когда полуодетый муж вошел в ее будуар. Галстук у него на шее висел незавязанный, а жилет расстегнут. Судя по тому, что волосы его были влажными, а на лице не было отросшей щетины, Регмонт только что принял ванну и побрился.

Со своими волосами цвета меда и синими глазами он был, безусловно, красив. Вместе они составляли ослепительную золотую пару — он со своим бьющим через край жизнелюбием и мягким обаянием и она, окутанная покрывалом сдержанности и умением безупречно держаться.

Регмонт сделал резкое движение головой, предназначенное для ее горничной Сары, оправлявшей платье своей госпожи и разглаживавшей крошечные морщинки на новом голубом туалете, который Эстер намеревалась надеть.

— Я надеялся увидеть тебя в розовом, отделанном кружевами. В нем ты сногсшибательна. Особенно когда надеваешь к нему жемчуга моей матери.

Она встретила в зеркале взгляд горничной и кивнула, покоряясь желанию мужа.

В противном случае ей грозил спор, а споров она старалась избегать всеми силами.

Горничная спокойно и быстро заменила платье. После того как розовое платье было разложено на кровати, Регмонт сделал горничной знак удалиться. Поспешно выходя из комнаты, Сара казалась бледной и несчастной, вне всякого сомнения, она опасалась худшего. Какой толк делать все, чтобы избежать взрыва дурного настроения Регмонта, если его склонность к таким взрывам проявлялась вопреки здравому смыслу и без причины.

Когда супруги остались одни, муж положил руки на плечи Эстер и уткнулся лицом в нежное местечко под ее ухом. Его пальцы принялись ласкать и поглаживать его, и она вздрогнула.

Он заметил это и, оцепенев, смотрел на синяк, до которого только что дотронулся.

Эстер наблюдала за ним в зеркале, ожидая увидеть признаки раскаяния в его выразительных чертах. В этом отношении он очень отличался от ее отца. Хэдли ни при каких обстоятельствах не признавал своей неправоты.

— Ты получила мой подарок? — спросил он шепотом, нежно прикасаясь губами к синяку, пятнавшему безупречную кожу у нее на лопатке.

— Да. — Она жестом указала на место на туалетном столике, куда положила брошь. — Благодарю тебя. Она очень красивая.

— Но меркнет по сравнению с тобой. — Его губы теперь щекотали мочку ее уха. — Я тебя не заслуживаю.

Ей часто приходило в голову, что они заслуживают друг друга. Эстер считала, что за все те случаи, когда Джесс заступалась за нее и принимала на себя всю тяжесть отцовского гнева, она теперь обязана принимать удары на себя, пока сестра, пусть хоть и временно, наслаждается миром в своем счастливом браке. Горчайшая ирония заключалась в том, что когда-то Эстер думала, будто между ней и Регмонтом существует родство душ, поскольку в детстве оба они подвергались отцовским нападкам и унижениям. Но как оказалось, яблоко от яблони недалеко падает.

— Как прошел твой день? — спросила она.

— Он был долгим. И я все время думал о тебе.

Он заставил ее повернуться лицом к себе, и когда она подчинилась, то оказалась сидящей спиной к зеркалу.

Регмонт опустился перед ней на колени, руки его сжали ее икры. Он положил голову ей на колени и сказал:

— Прости меня, моя дорогая.

— Эдвард, — выдохнула она.

— Ты для меня все. Никто не понимает меня так, как ты. Без тебя я бы пропал.

Она дотронулась до его влажных волос, провела по ним пальцами.

— Ты перестаешь быть собой, когда выпьешь.

— Верно, — согласился он и потерся щекой о ее бедро, покрытое синяками.

— Я не могу с собой совладать. Но ты знаешь, я ведь никогда не причиню тебе боли намеренно.

Ни в одном из своих домов они не держали спиртного, но он без труда находил его всюду. По словам приятелей, в подпитии Эдвард становился веселым и компанейским, забавным и приятным, и это продолжалось до тех пор, пока он не возвращался домой, к ней, и тогда его демоны вырывались на волю. Его слезы промочили ее сорочку и панталоны.

Он поднял голову и посмотрел на нее покрасневшими глазами.

— Ты сможешь меня простить?

Каждый раз, когда он задавал ей этот вопрос, ей становилось все труднее отвечать. Обычно он был прекрасным мужем. Нежным и внимательным. Он баловал ее подарками и знаками внимания и любви, писал ей нежные письма и знал все, что она любит. Он слушал ее, когда она говорила, и помнил все, чем она восхищалась.

Но очень быстро Эстер поняла, что при нем следует высказываться с большой осторожностью насчет своих предпочтений, поскольку он так или иначе сделает непредсказуемые выводы. А временами он становился монстром.

В душе Эстер еще оставался уголок, где таилась отчаянная нежность к сладостным воспоминаниям о счастливом начале их брака. Однако одновременно она и ненавидела мужа.

— Моя бесценная Эстер, — бормотал Эдвард, пока его руки поднимались вверх к ее талии. — Позволь мне заслужить твое прощение. Позволь поклоняться тебе и обожать тебя, как ты заслуживаешь.

— Пожалуйста, милорд. — Она сжала его запястья. — Нас ждут на балу у Грейсонов. И моя прическа уже готова.

— Я не испорчу ее, — пообещал он самым нежным и обольстительным тоном, некогда способным увлечь ее и ввергнуть в плотский грех в любом месте, где бы они ни оказались: в карете, в алькове и в любом уголке, где они могли бы обрести хоть немного уединения. — Позволь мне!