Читать книгу "Подельник века - Денис Нижегородцев"

И принялся слушать Георгия с той внимательностью, какую проявляет врач психиатрической лечебницы при первой встрече с пациентом.

С момента начала судьбоносного разговора прошло несколько часов. Была уже глубокая ночь. Количество выпитого исчислялось не одной рюмкой, но десятками. А собеседники наконец нашли общий язык… У обоих он заплетался. При этом Двуреченский полулежал в кресле, съехав в нем наполовину и с трудом разлепляя глаза. А Георгий шел из уборной, держась за выступающую старинную лепнину, чтобы в целости добраться до комнаты. Но не дойдя до цели нескольких метров, прикрыл глаза и снова увидел перед собой кусочек из прошлого:

– Таких людей на земле очень мало, не больше тысячи, – наставлял прежний Двуреченский. – Точный подсчет, понятное дело, невозможен. Большинство и не подозревают об этой своей особости. Эта особость сродни болезни. Генетический сбой. Искаженная ДНК-хромосома, как-то так. Я и сам толком не знаю. Передается по наследству, подобно гемофилии, и, как при этой «королевской болезни», лишь по женской линии, но отпрыскам мужского пола. Проявляется у кого-то раньше и чаще, а у кого-то раз в жизни. Называется хворь – ландаутизм.

– Почему?

– Потому что ее впервые изучил, описал и попытался понять академик Ландау… Он и сам болел, как и мы с тобой. Но в отличие от нас Ландау был еще и гениален. И подошел к своей «особости» по-научному. А когда академик сделал первые выкладки и понял, что в его руках опаснейшее оружие, то пришел в КГБ.

– Какое оружие? – не понял тогда Ратманов.

– Ну как какое? Неужели неясно? Человек попадает в прошлое, а будущее ему известно. И он начинает сдуру пытаться его изменить. Убить молодого Гитлера, например. Или Сталина. Или предупредить власти, что двадцать второго июня начнется война. Или убедить Фрунзе не ложиться на операцию[13].

– А этого нельзя делать?

– Ни в коем случае! – прежний Двуреченский стал серьезен, почти как нынешний. – Историю не изменить, она прет напролом. Убьешь Гитлера, его место займет Рем. Прикончишь Сталина – и расчистишь дорогу Троцкому. Побочный эффект всегда непредсказуем, и от него всем будет только хуже!

После этого чиновник для поручений перешел к деталям:

– Доказано, что ландаутизмом болеют представители тридцати восьми родов. Они проживают на всех континентах. Именно родов! Некоторые из них находятся на грани вымирания, а другие, наоборот, многолюдны.

– Значит, я тоже отношусь к этим тридцати восьми?

– Да. Скажи, Юрий Владимирович, тебе ни о чем не говорит… «барон Штемпель»?

– Так меня звали в детстве папа с мамой, это мое семейное прозвище…

После чего выяснилось, что по маме Юра Бурлак, ныне временно исполняющий обязанности Георгия Ратманова, принадлежал к древнему баронскому роду Штемпелей и был глубоко ландаунутым… А затем оказалось, что большинство ландаунутых или ландаутистов служат в спецслужбах разных стран. И летают в прошлое не просто так, впечатлений ради, а чтобы охранять временной покой простых обывателей и мешать попыткам отдельных нехороших людей влезть в историю.

Для этого в 60-е годы XX века в недрах советского КГБ была создана Служба эвакуации пропавших во времени – СЭПвВ, куда несколько позже поступил на работу инспектором и будущий подполковник ФСБ Игорь Иванович Корнилов, он же в прошлом – губернский секретарь Викентий Саввич Двуреченский. До недавнего времени…

Ратманов разлепил глаза. Полулежащий в кресле Двуреченский уже храпел. Однако неудачная попытка Жоры тихо, как мышь, занять свое прежнее место немедленно разбудила чиновника.

– Это что же получается? – подал голос хозяин квартиры. – Я тоже ландаутист на службе России?

– Нет, ты ничего не понял. – Ратманов наконец уселся в свое кресло. – Я сказал только, что прежний Двуреченский был ландаунутым на всю голову…

– А этот? – Чиновник вопросительно посмотрел на свое отражение в бутылке.

– А этот хрен его знает, – признался Ратманов. – Раньше в твоем теле был Игорь Иванович Корнилов…

– А сейчас?

– А сейчас хрен его знает, – повторил Георгий и сам почти запутался. – Ну сам посуди… Если бы в твоем теле до сих пор оставался Корнилов, ты бы вел себя так, как себя ведешь?

Подумав, Двуреченский неуверенно покачал головой.

– Вот… А если бы в твоем теле до сих пор был Игорь Иванович, коллеги из СЭПвВ неужели не поймали бы тебя до сих пор?

Двуреченский задумчиво посмотрел в бутыль и решил причесаться, воспользовавшись ею как зеркалом.

– Вот… Молчание – знак этого… согласия! – заключил Жора и пролил на себя то, что собирался допить. – Блин! Есть тряпка?

Двуреченский невозмутимо подал попаданцу длинный край собственного халата, и тот вытер им пятно, а заодно и руки.

– И сколько вас… то есть нас… ну то есть их… в Москве? – поинтересовался чиновник.

– Ландаутистов?

– Угу.

– Он сказал шесть.

– Кто сказал шесть?

– Ну ты, Двуреченский то есть, за которого говорил Корнилов, получается…

– А я говорил, что они тут делают, кем работают, что-то еще про них говорил? – Двуреченский отобрал у Ратманова край халата и стал пробовать его отжать.

– Нет, такого не говорил… Но все они сотрудники Сэп… дальше не произнесу… и все должны быть как-то связаны!

– Ты хочешь их найти?

– Хочу! А ты?

– Не знаю, почему бы и нет?

– Я знал, что ты меня поддержишь! Еще по одной?

– Не откажусь.

– А когда их найдем, я смогу вернуться в будущее.

– А я?

– А ты найдешь Корнилова, который позорно сбег из твоего тела!

– Ух! И мы поговорим! Вот сволочь, а?

– Да, ты все ему выскажешь!

– И остальным пяти!

– Их шесть!

– Шесть, без него пять!

– Почему без него? Я хочу с ним!

– Тогда шесть!

– Шесть с ним или без него!

Пьяные подельники на радостях чокнулись бокалами. Стекло в руках Двуреченского при этом разбилось вдребезги. А Георгий с удивлением обнаружил, что его стакан – более прочный, но при этом пустой. Они выпили все, что было.

Ну а про клад, о котором попаданец тоже, конечно, спросил, Двуреченский, разумеется, ничего не знал…

Глава 4. Охота на его величество

1

Загадочная группа из шести человек заседала в одном старом доме. Московском ли, питерском ли, а может, это был Тифлис или Гельсингфорс – поди ж разбери. И даже время тайной сходки, год или столетие, с точностью определить было бы невозможно. С одной стороны, собравшиеся были одеты по моде Серебряного века. Примерно так выглядели Есенин и Маяковский на фотографиях в наших школьных кабинетах русского и литературы. С другой – слова этих людей звучали вполне современно. И все сказанное записывалось на диктофон – скрыть его характерное жужжание никто даже и не пытался.

– Какого х… нам не дали новые вводные? – возмущался обладатель сердитого мужского голоса. – Им в центре накласть, что кто-то здесь живет по-настоящему и проживает жизнь, уверенный, что в конце его ждет неизбежная смерть!

– Давайте не будем переходить на личности, – вмешалась обладательница примирительного женского голоса. – Центру, конечно, виднее… Но я согласна, что действовать в обстановке информационного вакуума как минимум рискованно.

– Вы еще скажите, чтобы продуктов сюда забросили побольше, да