Читать книгу "По ту сторону моря - Екатерина Алексеевна Андреева"

Ноги ослабли, лицо пылало от жара, но я уткнулась лбом в дверь машины и заставила себя стоять. Прошло не больше минуты, как мне стало легче. Я поспешно спрятала пакет, морщась от боли в груди, и повернулась обратно. Рядом спиной ко мне стоял Ворон и наблюдал за пребывающими «жуками». Заметил он, как мне стало плохо, или нет? Надо сказать, что его присутствие здесь даже помогло мне: он стоял так, что своей фигурой закрывал меня от посторонних глаз. Только бы он ничего не заподозрил и не рассказал о случившемся Дарио.

Тяжелый гул заставил меня вздрогнуть. Мы с Вороном обернулись одновременно, и нашим глазам предстали громадные машины, кузова которых были завалены мешками и коробками. Когда они проезжали мимо, я невольно съежилась. Мне еще никогда не приходилось видеть таких громадин. Если они завалятся на бок, то от нас не останется и лепешки. Я шагнула назад, и Ворон вдруг усмехнулся. Теперь я уставилась на него:

– Ты умеешь смеяться? Это, конечно, новость, – он ничего не ответил, как зачастую и бывало, и продолжил рассматривать подъехавшие машины.

– Хватит на каждый магазин, – произнес страж.

– Да, удивительно, что им удалось собрать все так быстро. – Ворон в ответ молчал и даже не смотрел на меня. – Если бы ресурсы для производства доставались Городам так легко, то я бы не удивлялась, но, учитывая, что Пустошь не самый ярый любитель делиться, теория с запасами кажется мне сомнительной. Как ты думаешь? – Никакой реакции. – Конечно, Городам проще добывать что-то, чем изгнанникам, но все же… Откуда столько всего? Я…

– Ты много болтаешь, – вдруг оборвал меня Ворон и посмотрел с такой строгостью, что мне сделалось не по себе.

Я забылась, потеряла контроль, даже не зная, почему это случилось. Мои вопросы могли растолковать как недоверие к советникам. Мы молча смотрели друг на друга. Я не понимала, о чем думает стражник, но его лицо не выражало дружелюбия.

– Я просто восхищаюсь продуманностью системы, решениями Советов.

Ворон продолжал молчать, и я чувствовала, что он не верит мне.

– Иди, – наконец, произнес он, – Хофман ждет тебя. Надеюсь, твоя речь будет получше, чем эта.

Я поспешила убраться подальше от его прищуренных глаз. Можно ли ему доверять? Ворон – странный человек, и мне стоит быть с ним осторожнее. Где все мои привычки, которые я приобрела в Пустоши? Я теряю их, становлюсь невнимательной, моему организму больше не нужно заботиться о еде, одежде или тепле. Это создает иллюзию безопасности, и это ловушка, в которую очень легко угодить.

Люди не спешили подходить ко мне, они выбирали других волонтеров, у которых на запястье не чернели три пунктирные полоски.

– Улыбайся, – шипела Хофман, – сделай лицо подружелюбнее.

– Я здесь ни при чем, это Ворон их отпугивает. – Мою шутку не оценили и не убрали стражника из-за моей спины.

Как я могла проявлять дружелюбие, когда его недоверчивый взгляд прожигал затылок?! Я ощущала, как он следил за каждым моим движением, словно я вдруг могла кого-то ударить или пуститься в бега. Раздражение нарастало, разгружаемые мешки около магазинов постоянно приковывали мое внимание, люди смотрели на меня так, будто я заразная. По лбу струился пот, Хофман нервничала – им не удалось заснять ничего путного, – а в моей голове то и дело вспыхивала мысль о том, что мне еще придется произносить речь. Это становилось просто невыносимым.

– Если ты и дальше будешь стоять столбом, я посажу тебя в комнату допросов! – рявкнула Хофман.

Ранко и его яд предстали перед глазами, и меня затошнило.

– Пустите меня в эфир, – неожиданно пробормотала я.

– Что? – Никогда не видела Хофман такой растерянной. – И что мы им покажем, интересно?

– Я знаю, что сказать. Доверьтесь мне.

– Ну уж нет!

– Вы ждете, что люди будут доверять мне, но сами не хотите этого делать? Они смотрят на стражников вокруг и думают: ОБ боится оставлять ее без присмотра, значит, она все еще не в порядке, лучше не рисковать.

Женщина задумалась. Никто не верил мне, никто не хотел признавать меня частью Объединений. Это было плохо, это мешало в достижении моих планов. Мне нужна свобода действий, хоть какая-то, пусть за мной следят только камеры, их всегда можно вывести из строя, а извечно подозрительные взгляды мне не нужны.

– Пустите меня в эфир, у меня есть идея.

– Если ты все испортишь, тебе не жить, – твердо произнесла Хофман, но подозвала оператора.

Я нервно пригладила волосы, пока они устанавливали камеру, и мысленно призвала ветер, чтобы снова почувствовать его дуновение и словно бы ощутить рядом с собой Двэйна. Глупо, но от этого стало бы легче. Ветер не подул, и чувство одиночества сковало меня изнутри. Я уже жалела о своем решении, но отступать было поздно. Люди заинтересованно посмотрели в мою сторону, я поймала на себе любопытный взгляд Ворона, а потом грозный Хофман – и уставилась в объектив камеры. Стеклянный глаз бездушно глядел в ответ, и мой язык никак не мог повернуться. Оператор подал мне знак, губы Хофман слились в одну тонкую полоску, и она впервые показалась мне ужасно некрасивой. «Заставь их поверить себе, ты можешь сделать это. Ради ребят, ради своей семьи» – убеждала я себя и, наконец, заговорила:

– Уважаемые жители Объединений! Вы все хорошо меня знаете, за последнее время я многое успела вам рассказать. Но сейчас я скажу вам нечто более важное. Я нахожусь в торговом квартале Города, на который этой ночью было совершено нападение. Изгнанники разрушили и разграбили улицу, и когда я прибыла сюда, то не смогла поверить своим глазам. Наши ресурсы не безграничны, а они так нагло воруют их. То, как они поступили, кажется мне настоящим варварством, не достойным человека, – на этой фразе мой голос дрогнул. – Мне стыдно как никогда. И я находилась среди этих людей? Как я могла это сделать? Когда я подумала об этом, мне в голову пришла мысль: я хочу навсегда отречься от Теней, поэтому я прошу Советы свести мою метку. – Кто-то вскрикнул, послышался удивленный гул, лицо Хофман вытянулось. Мои руки дрожали, но я подняла их на камеру: – Это знак моей принадлежности к ним, который я больше не могу выносить. Я знаю, что за всю историю Объединений еще никому не удавалось избавиться от метки, это сложный и опасный процесс, после которого я даже могу не выжить. Но я знаю, что хочу попытаться,